Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
странствие — работать. Увидев с площадки вагона пролетающий мимо красивый пейзаж, он бросал рюкзак из несущегося поезда, а затем выходил на остановке, пешком возвращался к рюкзаку и тут же начинал работать. Обратно на станцию он возвращался обычно на подводах или на попутных машинах.
Это соперничество двух поколений любопытно было наблюдать со стороны, хотя естественно, что мы во всем занимали сторону младшего Ромадина, одной из главных черт которого была творческая независимость. Мы с интересом следили за художественным бунтом молодого мастера в лице Миши, посягнувшего на святая святых реалистически мыслящих людей, провозгласившего принципы «свободного» искусства, не побоявшегося вступить в идейный конфликт с отцом — тоже достаточно принципиальным человеком. Меня всегда поражала убежденность Миши в собственной правоте и то, как он пускался в плаванье в неведомые творческие дали. В детстве он показывал свои картинки выдающимся мастерам (тогда, конечно, благодаря связям отца!): Альтману, Тышлеру, Павлу Кузнецову. И хотя творчески связан с этими людьми был Ромадин-старший, но Миша разглядел тех людей, с кем он считал для себя правильным советоваться и к чьему мнению стоило прислушиваться.
За что бы ни брался Миша, будь то живопись, графика или эскизы к кинофильмам, он всегда делал это с огромной энергией, выплескивающейся через край уже сделанного в бесчисленных вариантах, набросках и версиях. По моему определению, Миша был «избыточным» художником.
Миша Ромадин работал в кино и был заметной фигурой в кинопроцессе. Больше всего он прославился как художник-постановщик фильма Тарковского «Солярис». Космонавты на его эскизах, летящие в невесомости, но тем не менее выполняющие свою работу, так и стоят у меня перед глазами. Эти фигуры перемежались с предметами быта, тоже поднятыми со своих мест вихрем неземного происхождения, ведомым только Мише и существующим по тем законам, которые он сам себе вообразил. Был создан целый мир парящих в пространстве неприкаянных предметов, окружающих героев. Мне кажется, что торжествующий на эскизах технический прогресс подчеркивает одиночество человека.
Рисунков было огромное количество, и они переходили с выставки на выставку, создавая причудливую вселенную художника Миши Ромадина и демонстрируя его приверженность одной теме.
Миша показывал мне на «Мосфильме» подготовленную им для съемки декорацию к «Солярису» — с длинным закругленным коридором (быть может, космической станции будущего), придуманным самим художником, со множеством исключительно точно сделанных приборов.
Ромадин хвалился сделанной декорацией, как художник, после каждого мазка отходящий от картины и смотрящий на нее издали. Торжествуя, он показывал свою законченную «картину». Я действительно был поражен тщательностью, с которой была выполнена работа.
Миша обладал значительно более широкими взглядами, чем те, что предписывали законы кинопроизводства. Он был хорошим живописцем и даже вступил в секцию живописи МОСХа, чтобы принимать участие в секционных выставках. В то время выставляться другим путем было невозможно.
Правда, уже во второй половине жизни он в живописи стал исповедовать идеи Джузеппе Арчимбольдо, художника, жившего в XVI веке, работавшего в стиле маньеризма и делавшего портреты нафантазированных персонажей из фруктов, овощей и самых неожиданных предметов жизненного обихода. Совмещать свои взгляды а-ля Арчимбольдо с участием в живописной секции МОСХа становилось затруднительно.
Миша работал и в графике. И я любовался его рисунками, в том числе пейзажами Парижа (здесь мы тоже можем наблюдать явление «избыточности»), один из которых особенно поразил меня. В композицию на листе бумаги не умещался высокий дом, и каково же было мое изумление, когда я увидел, что Миша ничтоже сумняшеся расположил верхнюю часть дома горизонтально, все с тем же перечислением окон и других архитектурных деталей, что и в нижней. Подобный произвол был художественно оправдан. Получилась совершенно оригинальная композиция. Я до сих пор помню свое впечатление от рисунка — от его свободы и вместе с тем от его органичности.
Парижские пейзажи и портреты самого себя, рисующего этот город, Миша выполнял стремительно, заполняя всю площадь листа и перечисляя все предметы улицы или интерьера, которые попадали в его поле зрения. Это был художественный поток сознания, захватывающий меня как зрителя и заставляющий следить за орбитой творческого интереса художника. Особенно это поражало, когда мы лицезрели портретное сходство персонажей, предъявленное автором в обилии деталей интерьера, тоже всегда достоверного. В зарубежных поездках Миша ухитрялся не только рисовать то, что видел вокруг, но и продавать там свои работы, тем самым добывая деньги для существования.
В Москве Миша довольно часто устраивал свои выставки. У него существовали целые циклы путевых рисунков (по США, Индии, Франции и др.). Он обладал огромным творческим потенциалом, и казалось, этой энергии так много, что он не знает, куда ее девать. Так я чувствовал, глядя на его произведения, особенно на картину «Битва» (имелась в виду Куликовская битва). На ней были изображены сотни всадников, и совершенно нельзя было понять, зачем так исступленно они колют и режут друг друга. Какая нечеловеческая энергия вложена художником в детализацию этой схватки! И что для него здесь главное? Быть может, Мишу потрясло само явление неистового сражения и зрелище рукопашного боя, когда неизвестно, чья возьмет. Но мелькающая в центре картины хоругвь с ликом Спасителя помогла мне разобраться в происходящем и поверить в победу русского оружия. Я до сих пор помню свое впечатление от этого произведения Миши, когда я впервые так сильно уверовал в его творческие возможности. Истовость художественного подвига Ромадина, толкнувшего это несметное количество людей биться на смерть между собой, и тщательность, с которой картина была нарисована, заставляли зрителя склонить голову перед великим трудом художника.
Вспоминаю выставку Миши Ромадина в Доме журналиста «По Индии». На ней были показаны рисунки и акварели, путевые наброски, зарисовки и законченные композиции, сделанные им в Индии. В них я снова ощутил огромный напор Мишиной энергии и буквально захлебнулся в количестве им сделанного. Индийская тема долго владела воображением Миши.
Огромное впечатление произвело на Ромадина его пребывание в США. Он много говорил об этом.
Миша всегда брался за сюжеты исключительной сложности и не отступал перед трудностями. Например, на портрете актрисы Натальи Аринбасаровой у героини загорелась шляпа — художник таки добился убедительности сюжета, несмотря на его безумие.
Когда Миша занимался иллюстрированием книг, он достигал потрясающей выразительности рисунков, желая донести до читателя смысл авторской мысли, ее оригинальность. Так было, когда он делал иллюстрации к стихам Тонино Гуэрры. Эти рисунки поражали фантасмагоричностью и вместе с тем точностью и образным сходством персонажей с самим Тонино и его супругой Лорой.
Из книги Михаила Ромадина:
Одетым в телогрейку я изобразил самого Тонино в иллюстрациях к его книге «Il leone con
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
