– Ну хорошо, он им был.
– Кто еще знал об этом?
– Мы все.
– И что?
– И ничего. Я посчитал, что вы должны знать, и все.
– Ты полагаешь, это имеет отношение к его смерти?
Он покачал головой.
– Нас это не беспокоило. Тот, кто его убил, был не из наших. Не из нашего подразделения. Такое просто невозможно. Мы таких вещей не делаем. А за пределами подразделения никто ничего про него не знал. Значит, дело не в этом.
– Тогда зачем ты мне рассказал?
– Потому что вы все равно узнаете. Я хотел, чтобы вы были готовы. Чтобы это не стало неожиданностью.
– И что?
– Ну, может, вы сумели бы это скрыть, раз дело совсем в другом.
Я ничего ему не ответил.
– Это замарает его память, – сказал сержант. – Так не должно быть. Он был хорошим парнем и хорошим солдатом. Быть геем не преступление.
– Согласен, – сказал я.
– Армия нуждается в переменах.
– Армия ненавидит перемены.
– Они говорят, что это вредит сплоченности подразделения, – проговорил он. – Им бы следовало прийти и посмотреть, как мы работаем. Карбон был одним из нас.
– Я не смогу скрыть этого факта, – сказал я. – Возможно, я бы так и поступил, если бы мог. Но то, как выглядело место преступления… все поймут, что хотел сказать преступник.
– Что? Это выглядело, как преступление на сексуальной почве? Вы нам не говорили.
– Я постарался скрыть неприятные детали.
– Но никто не знал. Никто за пределами нашего отряда.
– Значит, кто-то все-таки знал, – возразил ему я. – Или убийца один из ваших.
– Это невозможно. Исключено.
– Так или иначе, но какой-то из вариантов возможен. Он встречался с кем-нибудь за пределами вашего подразделения?
– Никогда.
– То есть шестнадцать лет он воздерживался от интимных отношений?
Сержант на мгновение замолчал.
– Ну, я не знаю, – сказал он.
– А кто-то знал, – проговорил я. – Но на самом деле я тоже не думаю, что причина убийства в его пристрастиях. Кто-то просто постарался выставить дело так, чтобы казалось, будто его убили из-за того, что он был геем. Пожалуй, это мы можем утверждать наверняка.
Сержант тряхнул головой.
– Это будет единственное, что о нем все запомнят.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Я не гей, – проговорил он.
– Да мне все равно.
– У меня есть жена и ребенок.
После этих слов он ушел, и я вернулся к выполнению приказа Уилларда.
Я потратил это время на раздумья. На месте преступления не нашли орудия убийства. И никаких серьезных улик – ни кусочков одежды, зацепившихся за куст, ни следов на земле, ни кожи убийцы под ногтями Карбона. Все это легко объяснялось. Орудие нападавший забрал с собой. Скорее всего, он был в полевой форме, отвечающей всем требованиям Министерства обороны касательно прочности и надежности, и именно поэтому на кустах не осталось ни ниток, ни кусков ткани. Текстильные фабрики по всей стране вынуждены выполнять суровые условия, предъявляемые к военному поплину и твилу. Земля замерзла, поэтому на ней не осталось никаких следов. Морозы в Северной Каролине стояли примерно месяц, и мы находились как раз посередине этого срока. Кроме того, убийца напал неожиданно, и у Карбона не было времени повернуться и вцепиться в него ногтями или лягнуть его.
Таким образом, никакой материальной информации у нас не было. Но у нас имелись некоторые преимущества. В частности, фиксированные подозреваемые. У нас закрытая база, и армия отлично справляется с задачей контроля за тем, кто и где находится, а заодно и когда. Мы могли начать с длинных списков и проверить все имена по очень простому принципу – возможность совершения преступления или ее отсутствие. Затем переписать тех, кто мог быть убийцей, и применить к ним священные принципы всех детективов: способ, мотив, возможность.
Способ и возможность нам мало что дадут, поскольку наш список целиком будет состоять из тех, у кого была возможность совершить это преступление. Любой человек в армии в состоянии врезать ломиком или монтировкой по голове ничего не подозревающей жертвы. Более того, это служит одним из принципов, играющих важную роль при приеме в наши славные ряды.
Значит, остается мотив, и с этого я начал свои размышления. По какой причине убили Карбона?
Я просидел еще час. Никуда не ходил, ничего не делал, никому не звонил. Сержант принесла мне кофе. Я намекнул ей, что она могла бы связаться с лейтенантом Саммер и попросить ее зайти.
Саммер появилась через пять минут. У меня была для нее куча новостей, но она предвидела все мои распоряжения. Она заказала список всего персонала базы плюс копию записей журнала на проходной, чтобы мы могли добавить или вычеркнуть какие-то имена из списка подозреваемых. Кроме того, она позаботилась о том, чтобы комнату Карбона до обыска опечатали. Она договорилась о беседе с его командиром, чтобы составить себе представление о его личной и профессиональной жизни.
– Отлично, – похвалил ее я.
– А при чем тут Уиллард? – спросила она.
– Видимо, решил поучаствовать, – сказал я. – У нас тут образовалось такое важное дело, что он хочет лично им заняться. А заодно напомнить мне, кто из нас начальник.
Однако я ошибся.
Уиллард явился через четыре часа после своего звонка. Я услышал его голос в приемной. Почему-то я был уверен, что сержант не станет предлагать ему кофе. У нее были отличные инстинкты. Моя дверь распахнулась, и он вошел. Не глядя на меня, он закрыл за собой дверь и уселся в кресло для посетителей. И тут же принялся елозить. Он очень старался и непрерывно дергал штаны на коленях, словно они обжигали кожу.
– Вчерашний день, – сказал он. – Я хочу получить подробный отчет о твоих действиях. От тебя лично.
– Вы приехали сюда, чтобы задать мне парочку вопросов?
– Именно, – заявил он.
Я пожал плечами.
– До двух часов я находился в самолете, – начал я. – Затем до пяти – с вами.
– А потом?
– Вернулся сюда в одиннадцать.
– Шесть часов? Мне удалось добраться за четыре.
– Полагаю, вы ехали на машине. Я же добирался на двух автобусах, а потом меня подвезли на машине.
– Дальше?
– Поговорил с братом по телефону, – доложил я.
– Я помню твоего брата, – сказал Уиллард. – Я с ним работал.
– Он мне говорил.
– А что ты делал после?
– Встретился с лейтенантом Саммер, – сказал я. – Мы не обсуждали работу.
