невыносима и без детской рвоты?
– Речь о вашем брате, отце О’Харе.
Горячая желчь прихлынула к горлу, а в груди зачесалось, словно от прикосновения куриных перьев.
– Правда? – повторила Анджела, стараясь не перемениться в лице и напоминая себе о том, что эта глупая манерная монахиня делает эффектную паузу после каждой фразы – даже если не собирается сообщить ничего зловещего.
– Тут кроется какая-то загадка, – сказала Иммакулата.
– Загадка, матушка?
Анджела играла по правилам: чем скорее она задавала уточняющий вопрос, тем быстрее следовал ответ.
– Да. Мне любопытно, с вашим братом… с ним все хорошо, не знаете? У него все в порядке?
– Я искренне надеюсь, что да. Он ни на что не жаловался в последнем письме. Почему вы спрашиваете?
Анджела восхитилась, услышав свой бодрый голос. Как прекрасно, что она могла выдавать правильные ответы, даже оцепенев от ужаса и почти не владея собой.
– Видите ли, у нас в общине есть сестра, которая не живет здесь постоянно. Она гостила у нас в прошлом году. Возможно, вы с ней не встречались – она почти не бывала в школе и не покидала монашеской кельи. Она приехала к нам вроде как в отпуск.
Анджела хранила на лице выражение живого интереса, сдерживая крик, призывающий монахиню поторопиться.
– У этой сестры есть брат. Он учится в семинарии, хочет стать монахом и мечтает служить в зарубежной миссии, поэтому сестра обратилась ко мне.
Иммакулата сделала паузу. Улыбка мисс О’Хары была учтивой, как у ребенка, который думает, что вежливость располагает к себе.
– Сестра находится в затруднительном положении. Увы, ее семья не желает посвятить Господу второго ребенка и стоит у мальчика на пути. Родители интересуются, что ждет на чужбине их сына, и хотят поговорить с кем-нибудь из священников, вернувшихся из миссии. Они хотят знать, чем будет заниматься их мальчик в новой жизни. – Матушка Иммакулата замолчала и недовольно усмехнулась. – Как будто кто-то из нас мог знать заранее, на что похоже пребывание в Господе.
Анджела сглотнула и кивнула.
– Я рассказала сестре о нашем преподобном отце О’Харе и дала его адрес. Сестра получила от него в ответ очень странное письмо. Очень странное.
– Она просила Шона описать ее родителям свою повседневную жизнь? – Голос Анджелы звучал на удивление твердо и невозмутимо.
– Да, верно, и сестра утверждает, что ее письмо было четким и ясным, в чем я уверена, потому что она действительно умеет хорошо изъясняться. Конечно, нелегко объяснить рукоположенному священнику, что родители не вполне одобряют выбор своего отпрыска, но я посоветовала сестре не стесняться и написать все как есть. Я намекнула ей, что, хотя меня в то время здесь не было, по моим ощущениям, путь отца О’Хары к принятию сана не был сплошь усыпан розами. Он ведь тоже испытал немало трудностей.
Монахиня улыбнулась.
«Стерва! – подумала Анджела с яростью, которой сама испугалась. – Ты рассказала болтливой монашке о пьянице Динни О’Харе и его загулах».
– Верно, – сообщил кто-то голосом Анджелы. – Могу подтвердить, что путь Шона вовсе не был усыпан розами.
– Как бы то ни было, сестра получила от вашего брата очень странное письмо.
– Шон не смог ей помочь?
– Не совсем. Он дал подробный отчет о повседневной жизни миссионера и о том, как им пришлось перегруппироваться после изгнания из Китая. Он написал о христианстве на Формозе, в Макао и на Филиппинах, а также о надеждах, возлагаемых на тех местных жителей, кто выучится на священников и поможет миссии…
– И?..
– Кое-что выглядело странным, а именно два момента: отец О’Хара ни словом не обмолвился о Японии, где находился, и не рассказал о работе миссии, а еще он написал… По-моему, это его точные слова: «Уверен, моя сестра рассказала сообществу о моих проблемах, поэтому я вряд ли тот человек, к которому стоит обращаться по поводу вашего брата». Что-то вроде этого он и написал.
«О, – подумала Анджела, – не сомневаюсь, что это его точные слова. Ты наверняка выучила их наизусть, как и остальную часть письма. Но нет смысла цитировать те фрагменты, которые не кажутся странными и не содержат намека на скандал или неприятности. Нет-нет, не заучивай их наизусть, забудь о том, как Шон пытался помочь болтливой дурочке-монахине и ее нерешительному брату. Помни лишь то, что может породить сплетни».
– Но… что же он имел в виду?
– Нам самим любопытно, мисс О’Хара.
– Семья сестры желает, чтобы Шон растолковал им свои слова? – Анджела держалась в рамках приличий, но только с виду.
– Нет, разумеется, просто это вызывает беспокойство.
– Что именно?
– Его собственные проблемы, о которых он рассказал вам, чтобы вы поведали о них сообществу. И почему он не годится на роль того, кто поможет нашей сестре?
– Потому что Шон не умеет писать письма. – Анджела изобразила изумление по поводу того, что подобная мысль не пришла матушке Иммакулате в голову.
– Но остальная часть письма предельно ясна.
– Вот именно. Шон замечательно описывает климат и почвы. Я говорила брату, что его стоит пригласить к нам на урок географии. Но он не способен излагать свои мысли и передавать чувства. Наверное, дело не только в Шоне. Я уверена, ни один мужчина не сможет рассказать вам то, что вы хотите знать. Мы с мамой часто упрекаем Шона за то, что он не делится с нами своими переживаниями…
– Должно же быть что-то еще.
– Именно, матушка. Я тоже так считаю, и наша мать твердит то же самое. Непременно должно быть что-то еще. Что чувствует брат, когда очередной день в Токио подходит к концу? Каково это – брести домой по переполненным улицам, смотреть на лица людей и думать о том, чего он и другие отцы сегодня добились, распространяя среди людей слово Господа? Понимают ли японские малыши, что произошло в Вифлееме? Это и нам нелегко осознать, а как насчет них?
Анджела кипела от возмущения на брата, который не мог рассказать о повседневной работе миссионера, удовлетворив всеобщее любопытство.
Дошагав до начала Черч-стрит, Иммакулата сдалась.
– Куда вы хотели пойти? – невинно поинтересовалась Анджела.
– Никуда…
Рот Иммакулаты захлопнулся, как мышеловка.
– Я просто хотела поговорить с вами.
Анджела отнеслась к признанию монахини с пониманием:
– Все в порядке, матушка, я как раз хотела купить сигарет, так что мы можем вместе зайти в магазин. Я бы дошла до конца улицы и заглянула к О’Брайену, чтобы поддержать торговлю, но тогда мы можем опоздать на урок.
Она улыбнулась, как ангел, эффектно обмотала вокруг шеи шарф и вошла в магазин, в котором также находился паб и пахло портером, из-за чего Иммакулате пришлось в ярости топтаться на улице у дверей.
Вечером Анджела написала брату письмо – резкое, как никогда прежде. Шон поступил низко, нарушив соглашение. Как он мог не поставить ее в известность? Шон обрек ее на мучительную жизнь, вынудив гадать, где обнаружится очередное слабое звено и прозвучит намек
