испуганные произошедшим, а также расстроенные и возмущенные поведением вора, все-таки умудрившегося спионерить волшебный глаз.
Шедшие рядом люди говорили каждый о своем. «Да, сегодня наш поселок уменьшился на одного человека» – грустно сказала пожилая учительница истории, шедшая позади. А с другой стороны послышался возбужденный и радостный голос: «Слышишь Вань, свинья-то моя разрешилась наконец! Шесть поросят! Я уж думал, подохнет, старая она! Ан нет!» «Вот так, – в свою очередь подумал Иван. В чем-то население поселка уменьшилось, а в чем-то – и увеличилось…» – сделал он философское заключение и повернул к пивному ларьку.
Григориан Подмосковный
Летнее утро было солнечным и приветливым. Оторвав голову от подушки, Григорий Евгеньевич услышал звуки, которые очень ценил – специфические, сельские звуки. Они встречались только в деревне. Вот вдалеке прокукарекал петух, замычала корова, где-то совсем рядом, с блеянием, прошло стадо овец, которых соседка гнала на пастбище, направляя громкими окриками и длинной хворостиной. Вот, завывая изношенной трансмиссией, проехал куда-то древний уазик главного агронома. А вот, в углу избы, содрогнувшись всем телом, включился холодильник, изготовленный в 60-х годах ХХ столетия, но все еще исправно несущий свою службу.
Григорий Евгеньевич обожал этот звуковой фон, и с тех пор, как переехал жить в деревню, с удовольствием вслушивался в него каждое утро. Но это утро отличалось от других. В худшую сторону. Голова болела, очень хотелось спать, однако уснуть тоже не удавалось. «Что ж, надо вставать!» – подумал он и, привстав на кровати, огляделся.
Особого беспорядка в комнате не было. По крайне мере, по сравнению с обычным ее состоянием. На полу, среди сброшенной второпях одежды, валялось несколько пустых бутылок из под водки и пива, объедки воблы, обертки от плавленого сыра… Вдоль стен стояли холсты с незаконченными картинами, на столе лежало огромное количество маленьких баночек с красками, палитр, кистей и прочих принадлежностей художника.
Григорий Евгеньевич писал не только светские картины, но и иконы. Иконы он полюбил еще в раннем детстве. Когда бабушка впервые привела его в храм на службу, маленький Гриша был до глубины души поражен богатством и красотой церковного убранства, потрескивающим мерцанием горящих свечей, строгостью таинственных образов, внимательно взирающих на прихожан из полумрака… Тогда он решил, что когда вырастет, обязательно станет священником и будет работать в храме, будет своим в этом прекрасном «доме Бога». Но детские мечты так и остались мечтами. В отрочестве идея принять духовный сан отошла на второй план, а вот художественные способности продолжали напоминать о себе. Гриша любил рисовать, это получалось у него лучше всех в классе. В результате, окончив школу, он с первого раза прошел вступительные испытания и, несмотря на огромный конкурс, без всяких взяток поступил в Суриковское училище.
Однако тяга к церкви сохранилась, и став профессиональным художником, Григорий часто откладывал в сторону полотна, над которыми работал на продажу, и писал иконы. Так сказать, для души. Через некоторое время это увлечение тоже стало прибыльным – когда рухнула советская власть, в Россию пришла мода на христианство, стали открываться храмы, некоторые люди начали обустраивать иконостасы у себя дома. В результате спрос на иконы скачкообразно возрос. Естественно, не каждый мог позволить себе купить качественную икону, написанную профессионалом высокого класса – большинство народа приобретало репринты, но, тем не менее, клиентуры у Григория Евгеньевича имелось достаточно – ведь буржуазно-криминальное сословие тоже не миновала мода на православие. Деньги лились рекой, поэтому через некоторое время он даже мог позволить себе бесплатно расписывать отдельные бедные приходы.
Кроме этого, Григорий Евгеньевич любил выездную работу в восстанавливающихся русских монастырях. Как правило, монастыри располагались на природе и появлялась отличная возможность отдохнуть от городского шума и суеты, семьи и детей, от хамоватых богатых клиентов… Правда в монастырях не шибко с развлечениями, но Григорий Евгеньевич никогда не тяготел к тому, чтобы, как говорится, «отжигать» по полной. Для отдыха ему было достаточно бутылки и граненого стакана, а еще – хорошего собеседника. Впрочем, зачастую он легко обходился и без последнего.
Пить Григорий Евгеньевич приучился еще в общежитии Суриковского училища, где творческая молодежь весьма раскованно проводила время. Эта привычка сопровождала его всю жизнь, однако в последние годы приобрела настолько большие масштабы, что сказалась на семейном благополучии. Жена реагировала на его пьянство очень нервно, хотя ничего плохого он не делал – ни к кому не приставал, тем более не дрался и не скандалил, а, напившись, обычно просто шел спать. Тем не менее, ей казалось, что жить надо по другому и она сама устраивала скандалы, по глупости своей полагая, что таким образом сумеет отвратить мужа от пристрастия к зеленому змию. В конце концов, это надоело им обоим и в какой-то момент супруге Григория Евгеньевича пришло в голову, что лучше его отселить в сельскую местность – подальше от друзей и коллег. Писать картины все равно где, но может быть, свежий воздух и близость к природе сподвигнут мужа к здоровому образу жизни. В результате глава семьи купил дом в деревне и перевез туда свою мастерскую, а семья приезжала к нему на выходные, хотя и не каждый раз.
Григорий потянулся, встал с кровати и включил огромный электрический титан чтобы подогреть воды и помыться. Его плохое самочувствие отодвинулось куда-то в сторону, когда он вспомнил, что недавно жизнь его началась будто сызнова, и теперь он не просто хороший художник, а духовный лидер, пришедший на землю с миссией спасения человечества. Нет, даже более того. Спасать человечество любили многие – даже Джеймс Бонд приложил к этому свою волосатую руку, сражаясь против организаций, грозящих уничтожить мир. Но миссия Григория Евгеньевича куда выше – он пришел спасать не от ядерной бомбы, не от экологической катастрофы, а от Страшного Суда. И уполномочен на то самого верха – лично Богородица объявила ему о доле избранника. После этого он принял новое имя – Григориан и возглавил созданную им организацию «Истинно православный русский институт трубящих спасение», или сокращенно, ИПРИТС.
А началось все так. Однажды Григорий Евгеньевич отмечал с друзьями-художниками открытие одной престижной выставки картин, на которой его творчеству отвели целый зал. Будучи чужды гламуру, они не пошли в ресторан, а воспользовались доступом в подсобное помещение выставки, куда притащили водки, всякой дорогой закуси типа икры и белой рыбы, и там злоупотребили. По дороге домой это дело еще отшлифовали пивком, так что в свою квартиру Григорий Евгеньевич добрался уже в порядком измененном состоянии сознания.
Дома не было ничего необычного. Дочь уже
