все иначе! И я выйду замуж за тебя девственницей! — В ответ повысила голос я.
За дверью послышались шорохи, и я, вскочив с кровати, услышала возмущенное «Ну, спасибо!» и резко открыла дверь. На пороге стояла растерянная домработница. Я обратилась к ней, полностью игнорируя словесный поток Стефано.
— Вам чего? — Мой вопрос прозвучал грубо, и женщина, работающая у нас с самого переезда в Милан, возмущенно выпрямилась. — Нечего подслушивать у двери! — Рявкнула я и захлопнула дверь. Прождав еще полминуты, я снова резко отворила ее и снова увидела эту женщину. — Я не ясно выразилась?
— Нахалка, — уходя прочь, бубнила себе под нос женщина. Дальнейших её слов я не слышала, но прекрасна понимала, что на этом её возмущения не закончены.
— Что у тебя там происходит? — Неожиданно спокойно спросил меня Стефано. Я даже удивилась тому, как быстро меняется его настроение.
— Служанка уши грела. — Ответила я. — В общем, после утреннего неприятного разговора, я поехала в приют для животных к Хрум-Хрум, — словно не было нашей пятиминутной перепалки, продолжила рассказывать я. — Там я наслаждалась её обществом, пока не пришли твой брат и его расфуфыренная женушка. Я узнала, что она захотела эту лошадь, Луи внес залог.
— И это было конечной остановкой, — подытожил за меня мужчина и снова потер подбородок. Его телефон уже был у него в руках, и я снова могла лицезреть его в полном облачении.
— Да. Твой брат привез меня в больницу и, по всей видимости, позвонил моим родителям. А дальше пошла цепная реакция. Ты бы слышал, какой ор стоял на всю больницу, когда я очнулась.
— Представляю. — Хмыкнул Стефано. — И этот урод тоже там был?
— Хосе, — поправила я, че вызвала у него новую волну раздражения.
— Да хоть Папа Римский!
— Ты вместо того, чтобы зацикливаться на Хосе, мог бы подумать о том, что нам с простынями делать!
— Мы просто сломаем эту традицию, Андреа. Свадьба будет в Милане, а в первую брачную ночь мы отправимся уже к нам домой.
— Как у тебя все просто. — Фыркнула я. — И неужели никто не заметит нашего отсутствия?
— Все далеко не просто. И последует потом много неприятных вопросов. Но проще сказать, что мы сгорали от желания отказаться в нашей с тобой постели, чем прибегать к крайним мерам.
О каких крайних мерах говорил Стефано, мне даже думать не хотелось. Я лишь только покачала головой соглашаясь и уповая на сдающую свои позиции омерту 2 их компании.
— Собирай вещи, солнышко и зови подружек. Завтра за тобой приедет водитель нашей семьи и отвезет тебя в аэропорт.
— Я полечу частным рейсом? — Тихо спросила, все еще переваривая наш странный разговор. Нас бросало из стороны в сторону.
— Да. На бизнес-джете. Оттуда же, куда прилетали мы с тобой после свадьбы Луи.
Мы попрощались и завершили вызов. Поднявшись, наконец, с кровати я стала потихоньку собирать вещи в чемодан, останавливаясь буквально у каждой полки и рассматривая фотографии. Почти все сделаны в Нью-Йорке и почти на всех мне около семи лет. Маленькая счастливая девочка улыбалась мне из рамки. Это было мое день рождение. Маленькая Андреа держала в руках огромный рожок с шоколадным мороженым, а рядом с ней стоял грузный мужчина с проседью — мой дедушка. Мама фотографировала нас, а на заднем плане затесался папа, который в очередной раз решал свои вопросы по бизнесу. Ностальгия накрыла волной и, погладив стеклянное обрамление рамки, я положила её в сумку.
Спустя пару часов, уложив все вещи в чемоданы, я вышла в коридор. На улице стояла глубокая ночь, и вся прислуга уже ушла по своим комнатам. Я медленно прогуливалась по коридору, словно запоминая каждый уголок, словно я сюда могла и не вернуться больше. Я утопала в воспоминаниях.
Открыв дверь в комнату отдыха, которая оказалась пустой, я словно видела нашу святую троицу: я, Моника и Хосе сидели на большом угловом диване, ели мороженое и смотрели какой-то неинтересный фильм. Я слышала, как мы смеялись и устраивали бои подушками. Проигравшим у нас всегда оказывалась Моника, потому что её старший брат, в отличие от меня, не щадил.
Следующая дверь вела в столовую. Зайдя в комнату, я будто бы снова ощутила аромат индейки, приготовленной мамой на день благодарения. Даже переехав из одной страны в другую, привычки оставались неизменными. Я словно видела, как в нашей столовой снова собрались друзья родителей. Я снова сидела рядом с Моникой и Хосе. Вернее, между ними, потому что у них была странная тяга друг к другу. Вечно норовили то ущипнуть, то стукнуть. Ладно, что не плевались. Папа говорил тосты, мама счастливо смеялась, а я морщила нос от того, что я знаю, насколько бездарна её актерская игра. Но сейчас я понимала, что даже тот факт все равно не омрачил мое счастливое воспоминание.
Гостиная встретила меня теплым летним воздухом из окна. Я поежилась, прошла внутрь и села на кресло, в котором мы раньше часто любили с папой отдыхать. Я снова вспомнила все наши теплые душевные беседы, наши заговорщицкие взгляды и наш смех. Раньше между нами двумя было много смеха.
Последняя моя инстанция была кухней. Но стоило только мне подойти к арке, я увидела маму, смотрящую в окно и повернутую ко мне спиной. Я видела, как в кромешной темноте загорается ее опаленная сигарета и удивилась.
Мама никогда не курила.
Услышав шаги за спиной, она обернулась и поспешила затушить сигарету в раковине. Я подошла ближе к ней. Что-то мешало мне обнять её, хотя я готова признать, что мне очень этого хотелось. Мама обняла меня первая. Едва её руки коснулись моих плеч, я почувствовала, как её тело дрожит. Она плакала.
— Ты можешь со мной поехать. — Начала я, но женщина меня прервала и шепотом произнесла то, от чего у меня побежали мурашки по телу.
— Я все знаю, Андреа.
Что «все»? Про нас со Стефано или про Хосе?
— Я знаю, из-за чего у тебя случился обморок, детка. — Она отстранилась и коснулась моей щеки. — Хосе и вправду хотел этого?
— Он был не в себе. — Повторила во второй раз я слова парня.
— Но он влюблен в тебя, милая. А, может, это что-то уже более серьезное.
Я видела, как ей неприятно было это говорить. Я знала об их отношениях, и мне становилось жаль маму, ведь доля правды во всем этом есть. Я взяла её руки в свои и так же тихо ответила.
— Сейчас нельзя ничего сказать. Мы все привязались друг к другу. Он взрослый мужчина,
