процессы происходили исключительно в его воспалённом сознании. Анна вела себя безупречно и не только не пыталась его соблазнить — скорее даже наоборот, делала всё возможное, чтобы ненароком не коснуться и ни на что не спровоцировать.
Но своим целомудренным поведением она ещё больше разжигала в Игоре запретную страсть. Внешняя холодность инструкторши в сочетании с необходимостью ей подчиняться разбудили в его душе такие жгучие желания, о существовании которых он, искушённый ловелас, даже не подозревал. Обнаруженного в себе стремления повиноваться в кровати женщине Игорь Владимирович откровенно побаивался, хотя никогда раньше ничего в сексе не страшился и экспериментировал с большим удовольствием.
Конечно, в залихватские молодые годы, стремясь всё испытать, он практиковал связывание в постели, но особого кайфа не получил. Поэтому оставил дальнейшие изыскания в этой области, мысленно сделав в соответствующей графе отметку: мол, пробовал, не понравилось.
Но Анна не связывала ему руки, не приковывала наручниками к спинке кровати. Она только ровным голосом просила его выполнить то или иное упражнение — не приказывала, вовсе нет. Это в его перевозбуждённом мозгу каждая её просьба отдавалась сексуальным повелением метрессы, вызывающим мощнейшую эрекцию.
«Полнейшее сумасшествие и несусветный бред, — из последних сил сопротивлялись жалкие отголоски сознания. — Посмотри на себя придирчиво, ты же не герой её романа».
Да, тут внутренний голос был полностью прав и бил в самую больную точку.
Тёмная — донжуанская — сторона Игоря Владимировича ничего не могла противопоставить этому аргументу. Зачем молодой и симпатичной, перспективной, увлечённой девушке переспелый фрукт, обременённый травмами, округлившимся животиком и семейными проблемами? Насколько Игорь мог догадываться по отсутствию кольца на руке (а о личной Анниной жизни они не перемолвились и словом), она не была замужем, во всяком случае, официально. А у него — семья, пожилые родители в провинции, недостроенный коттедж к западу от столицы и длиннющая вереница разнообразных забот.
«Ну и куда ты полез, старый пердун?» — почувствовав колебания подопечного, зажатое в дальнем углу сознание пыталось отрезвить размечтавшегося Игоря откровенными грубостями.
«Во-первых, он вовсе не пердун. А во-вторых, совсем даже не старый, он ещё в полном расцвете сил, вон какой боевой и бедовый! Посмотри на его потенцию, любой молодой человек позавидовать может!» — гордо парировала похотливая тёмная сторона.
«Мужик ты или не мужик? — продолжал подначивать Игоря неугомонный бес. — Ну вы же с ней вдвоём, наедине, можно сказать, в интимной обстановке. Хватит разыгрывать из себя девственника. Подойди к ней, обними, раскрой свои пламенные чувства. Если не получится романа, то хоть, может быть, переспишь с обольстительницей разок-другой и успокоишься на этом!»
За время своих душевных метаний он так морально подыстощился, что уже не находил в себе сил сопротивляться искушению. Даже спокойная, непоколебимо уверенная в Игоре Владимировиче жена стала замечать происходящие с ним изменения. А как их было не заметить-то…
— Что это с тобой, ты чего постоянно нервничаешь? Сам не свой в последнее время, — вопрошала она, пристально вглядываясь Игорю в лицо. Чувствовала многоопытная супруга неладное, не зря столько лет прожили вместе.
Парящий в эротических облаках Игорь Владимирович ссылался на рабочие проблемы, на авральную обстановку в связи с готовящейся крупной сделкой. А сам только и мечтал об Анином спортивном теле. Да уж, наваждение…
«Ладно, будь что будет, — решил наконец Игорь. — Всё равно непрестанная эрекция не даёт мне покоя. Вид её обнажённых розовых стоп буквально сводит с ума. Нужна, так сказать, разрядка международной напряжённости».
Уверенности придавал и солидный донжуанский список прошедших лет. «Совсем я что ли не мужик, али право имею? — с раскольниковской настойчивостью убеждал он себя теперь почти ежедневно. — И не таких укладывал в постель!»
«Ну да, не в моих принципах трогать одиноких, никогда не бывших замужем девиц, — продолжал уже привычные вечерние монологи Игорь Владимирович. — Адюльтер адюльтером, а пустых обещаний я никому не давал. Романы были, это правда, даже парочка весьма бурных и страстных, но из семьи уходить я и тогда не хотел, и сейчас не собираюсь».
…Закончив очередное полуторачасовое занятие, Анна, как обычно, спросила своим тихим, так возбуждающим Игоря Владимировича голосом, всё ли нормально. Он немного помолчал, вздохнул несколько раз — глубоко, как она учила, одним только животом — и подошёл к ней. Впервые взял за руку. Странно, но она не отняла свою кисть, не отдёрнула резко, чего он боялся. Это был их первый продолжительный телесный контакт. До этого времени Аня лишь несколько раз мимоходом касалась его, помогая выстроить верное положение в асане, а он вообще не дотрагивался до неё. Даже гонорар Игорь не передавал из рук в руки, а оставлял в прихожей на столике у зеркала.
— Нет, — изо всех сил стараясь говорить ровным голосом, ответил Игорь, — не всё нормально. Прикипел я к вам. К тебе, — поправился от тут же (до сих пор они общались на вы). — Не могу больше так просто находиться с тобой рядом, очень хочу тебя.
Так и сказал, выпалил одной фразой, смотря на притихшую Аню сверху вниз.
— Даже не знаю, что и делать, — помолчав, виноватым голосом добавил он спустя короткое время.
Следуя намеченному плану, Игорь Владимирович старательно делал вид, будто он вовсе и не пытается соблазнить Анну, а искренне сопротивляется одолевающим его тёмным силам. Будто ему стыдно и неловко перед неопытной девушкой, которую он хотел бы затащить в койку. Игорь надеялся, что Аня начнёт смущаться, вяло отнекиваться: да как же так, да зачем, да нельзя… О, что на это ответить, он найдёт! Данный трюк Игорь Владимирович отработал на представительницах прекрасного пола до совершенства и даже считал своим коронным приёмом в деле скорейшего укладывания желанной дамы в кровать.
Но в этот раз всё пошло по другому сценарию. Аня подняла на него свои бездонные, наполненные странной блуждающей энергией глаза, впервые посмотрела прямо и очень обыденно, без капли смущения вымолвила:
— А что делать, разводиться будем.
И тут похолодевший Игорь Владимирович явственно понял, что он пропал. Пропал окончательно.
