– Сейчас я свободен.
Я прищуриваюсь.
– Поэтому не нашел минутки набрать меня?
Миша выпрямляется, с его лица слетает улыбка.
– Зачем ты пришла, Уля? – устало спрашивает он.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Ты красива в любом весе. Теперь ты отвечай на мой.
– Я пришла потому что… потому что… – не могу выдавить из себя ни одного адекватного объяснения, почему я здесь.
Бросаюсь к Мише и пытаюсь прижаться к нему, чтобы хотя бы невербально выразить свои чувства, но он перехватывает меня за плечи и держит на расстоянии вытянутых рук, всматриваясь в мои глаза.
– Словами, Ульяна, – строго произносит он, а я тяжело вздыхаю.
– Я не умею! – выкрикиваю и топаю ногой для пущей убедительности.
– Тогда повторяй за мной: я.
– Я, – выдаю раздраженно.
– Тебя.
– Тебя. – Отвожу взгляд.
– На меня смотри. – Подчиняюсь. – Люблю.
– Люблю, – шепотом, потому что кричать о своих чувствах не хочется. И вообще те люди, которые говорят, что чувства их переполняют настолько что они готовы орать о них на каждом перекрестке, по моему мнению, лукавят. О любви не хочется кричать. Это слишком хрупкое и нежное чувство, которое хочется держать в ладошках и прятать от всего мира.
От осознания произнесенного в глазах скапливаются слезы. Я ведь правду сказала! А плакать хочется так, как будто меня обидели. Но это же Миша, он не мог обидеть. Вон как смотрит. С нежностью и легкой довольной улыбкой.
– И я тебя люблю, Белочка, – выдыхает он тихо, а потом прижимает к себе крепко-крепко. Мне кажется, у меня даже позвонки хрустят от его объятий. И все наконец становится на свои места.
Я слушаю грохот его сердца. Оно колотится так часто, словно пытается выскочить из грудной клетки. Кладу на нее руку в надежде, что мне удастся немного успокоить его. Поднимаю голову и смотрю на Мишу, взглядом умоляя поцеловать меня, но, кажется, сегодня он не намерен делать первый шаг. Поэтому я поднимаюсь на носочки и сама прижимаюсь к его губам и облегченно выдыхаю, когда он отвечает. Зарывается пальцами в мои волосы и охотно склоняется, постепенно перенимая инициативу.
Не знаю, в какой момент поцелуй перестает быть нежным и трогательным и становится страстным и жадным. Руки Миши сжимают мою попку, задирают юбку, проникают под колготки с трусиками и мнут обнаженную плоть.
– Я так соскучился, Белка, до дрожи.
– Ты не перебивался правой рукой?
– Разве она заменит тебя?
Мы шепчем друг другу в губы, пока срываем одежду. По-дурацки выходит, потому что я все еще в сапогах. Миша просто стягивает колготки с бельем до колен и, развернув меня спиной к себе, вжимает в стену, придавливая своим немаленьким телом. Спускает свои спортивные штаны и прижимается членом к моей попке.
– Разорвал бы тебя, Белка, – рычит он мне на ухо. – Но ты мне целая нужна.
Он шлепает меня по попке, а потом пристраивается ко входу.
– Миша, презерватив, – вспоминаю в последнюю минуту.
– Я не ношу его в спортивных штанах. Выйду.
– Ладно, – со стоном соглашаюсь я, когда он медленно в меня проникает, а потом останавливается.
– Нужно снова тебя откормить. Мне не нравятся выступающие кости, – шепчет он, взявшись за мое бедро.
– Пф, всем нравятся, а ему – нет, – выдаю невпопад, а потом задыхаюсь от резкого толчка, который с наслаждением приносит боль в низ живота.
– Кому это нравится? – угрожающе спрашивает он, толкнувшись еще раз.
– Ай! Никому! Пошутила!
– Больше так не шути, Уля. Убью, нахрен, всех, кому нравится.
– Хорошо-хорошо, – бормочу быстро. – Только нежнее, мне больно.
Миша прикусывает мое плечо и начинает двигаться. Горячие ладони сжимают и ласкают грудь, потом пальцы спускаются по животу к клитору. Дразнят и разжигают пожар во всем теле. Мне жарко, неудобно и нечем дышать, но я ни за что не остановлю это. Я так сильно по нему соскучилась, что, кажется, умру, если он прекратит. Толчки становятся глубже, нетерпеливее. Все мое тело вибрирует от нарастающего удовольствия. Слишком быстро, я пока еще не готова морально. Хватаю ртом воздух, когда пальцы Миши ускоряются, вырисовывая замысловатые узоры на налившемся комочке. Царапаю стену, крики становятся громче. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок от переизбытка эмоций и чувств. Или умру на месте прямо на пике удовольствия. А потом это случается. По позвоночнику пробегает горячая лава, которая стремительно спускается от затылка к пояснице, где растекается по нижней части тела, сжигая низ живота удовольствием. Я кричу и, кажется, еще раз признаюсь в любви, теперь уже по собственной инициативе. А Миша поворачивает мою голову и целует без остановки, пока долбится в меня, нагоняя собственное удовольствие. Горячо и сладко, до головокружения. И в каждой клетке тела взрывы и вспышки, которые приносят за собой блаженство. Оказывается, оргазм намного ярче, когда ты наконец признаешься самой себе в чувствах к мужчине. Когда между вами не остается недосказанности и преград.
Эпилог
– Ты совсем меня не любишь, – испуганно шепчу я, прижимаясь к Мише и с ужасом глядя в глаза адской псине.
– Я тебя обожаю, поэтому обнимаю, а не бросаю один на один с собаками.
Вся Мишина семья сидит в беседке и с интересом наблюдает за тем, как он учит меня обращаться с собаками. Это адский ад для меня. Вот уже четвертый месяц мой мужчина не сдается, не теряет надежды побороть мой самый большой страх.
– Мишенька, давай мы просто возьмем у родителей щеночка и избавим меня от фобии так, как тебя когда-то.
– Уль, нам в этом доме жить две недели. Как ты собираешься передвигаться по двору?
– А я не буду! – выпаливаю «гениальную» идею. – Буду сидеть в доме, пока ты не придешь.
– А если мне нужно будет уехать с Казанцевым на пару дней? Кто будет собак кормить?
– Ой, Миша, а, может, Марк со Славиком уедут в отпуск, когда твои родители из него вернутся?
– Ну трусиха, – с улыбкой произносит Миша, качая головой. – Рик, ко мне, – командует он, и собака срывается с места.
Я по старой привычке превращаюсь в каменное изваяние, глядя на то, как на меня несется устрашающая туша. А потом псина резко тормозит и смотрит то на меня, то на Мишу. Он присаживается и треплет собаку, которая норовит облизать его руку.
– Смотри, парень, это – моя Уля. Она у нас девочка испуганная, к тому же в положении. Давай покажем, каким ты можешь быть ласковым.
Рик подходит ко мне и утыкается носом в тыльную сторону моей ладони, а я вздрагиваю. Но горло сковал ужас, а потому я не могу выдавить из себя ни звука. Не срабатывает даже материнский инстинкт, который велит прикрыть живот от опасности. Я тупо не могу поднять руки.
