Меня лихорадит. Еще немного — и я застучу зубами. Но я почти кончил. Последнее усилие.
… Такова правда, господин прокурор. Вам придется обыскать секретер моей жены: отчеты агентства Брюяара о финансовом положении Бернара Прадалье спрятаны за одним из ящиков в глубине стола вместе с фотографией, переданной Аньес своей сестре. Кроме того, Вам нужно только приказать произвести вскрытие моего трупа, чтобы получить доказательство моей правдивости. И последнее: я хотел бы, чтобы правосудие было снисходительно по отношению к Элен. На этот путь ее толкнул страх перед бедностью. При других обстоятельствах она бы не рискнула поступить подобным образом. Но что значит сейчас одна человеческая жизнь? И в особенности моя, господин прокурор. Я не считаю, что Элен вправе убивать меня. Но она и не совсем не права. Так пусть знает, что я не был слеп. Это все, чего я желаю. Примите, господин прокурор, уверения в моем самом глубоком почтении.
Жерве Ларош «Каштаны» Сент-Фуа (Рона)
Смелости вновь зайти в ее кабинет, открыть секретер, найти конверт у меня не хватает. Адрес надпишу завтра. До завтра-то я дотяну! Письмо кладу на то же место. Взбираюсь по головокружительному склону лестницы. Когда Элен открывает дверь в спальню, я делаю вид, что просыпаюсь. Зеваю.
— Хорошо спалось? — спрашивает она.
— Право, неплохо… Где ты была?
— Внизу.
Бедняжка, не так-то уж она сильна. Я улыбаюсь первым. Похлопываю ее по руке. В этот момент страх отпустил меня. Он вернется позднее, за завтраком.
— Хочешь есть? — спрашивает она.
— Нет.
— Я приготовила пюре. Кажется, это ее излюбленное блюдо. Неужели пюре?..
— Ну, будешь?
— Попробую.
Я делаю попытку проглотить ложку пюре, на висках у меня выступает испарина, и тут же отказываюсь.
— Ты не прав, пюре замечательное, — говорит она и на моих глазах съедает его. Значит, не пюре. Тогда что?.. Вода?.. Компот?.. Настойка? Она смотрит на меня своими серыми, слегка затуманенными глазами, в которых как будто мелькает какой-то неуловимый отблеск сострадания. Вскоре мы обсуждаем меню ужина.
— На твое усмотрение, — говорю я, не в состоянии сопротивляться.
Наступает мучительная ночь. Желудочные колики раздирают меня. Рот наполняется слюной более горькой, чем желчь. Приходит утро — хмурое, угрюмое, едва различимое. Лежа в постели, я похож на изломанный побег виноградной лозы, что вьется по каменной стене.
— Немедленно иду за доктором, — решает Элен.
Я киваю. Говорить больше не хочется. Но воля моя остается непоколебимой, яд над ней не властен. Когда боль слегка унимается, я поворачиваюсь на бок, чтобы взглянуть на стенные часы. Проклинаю их. Элен ненадолго исчезает. В сарае начинает визжать пила. Старик, который пилит нам дрова, уже там. Элен возвращается.
— Можешь четверть часа побыть один?
— Да.
— Тогда схожу за доктором.
Я выжидаю. И наконец предпринимаю последнюю вылазку. Ох, уж эта лестница! До чего длинная, до чего крутая! Нужно добраться до секретера. Стены плывут перед глазами. Легкие производят шум, который заполняет всю комнату. Я у цели. Пишу. Господину Прокурору Республики Дворец Правосудия, Лион
Во рту пересохло, нечем послюнить конверт. Обмакиваю палец в вазу с тремя хризантемами. С письмом в руке добираюсь до кухни. В окно виден старик с пилой. Он не слышит меня. По обе стороны бревна от пилы насыпаются две маленькие кучки древесной пыли, и этот образ вдруг до глубины души потрясает меня. Я смотрю на пилу, на замшелое бревно с блестящим срезом. Значит, я так любил жизнь! Старик умело управляется с пилой. Она ходит взад-вперед. Вжик-вжик. Я прислоняюсь лбом к стеклу. Не струшу же я сейчас, в самом деле… Бревно разламывается на два одинаковых полена, еще серебристых от слизняков. Старик выпрямляется, утирает пот со лба. Я приоткрываю окно.
— Можно вас попросить? — он подходит. Я протягиваю ему письмо. — Забросьте его на почту по дороге домой. Только обязательно, хорошо?
— Но мадам…
— Пусть это вас не беспокоит. Вам незачем даже ставить ее в известность.
— Конверт без марки.
— Ничего страшного.
— Хорошо, — неуверенно произносит он.
— Спрячьте его под куртку… Побыстрей.
— Хорошо. Я закрываю окно. Больше ни о чем не думаю. Мгновение спустя входит Элен.
— Доктора нет дома, Бернар. Я так расстроена… Но завтра…
Она лжет. Наверняка решила покончить со всем сегодня. Доктор явится, когда я буду трупом. Покачает головой, разведет руками и без колебаний подпишет разрешение на предание земле. За это время письмо успеет дойти. До чего же спокойно стало на душе! Элен приносит настойку. Поддерживает меня. Моя щека покоится на ее груди.
— Пей, мой дорогой.
Голос ее никогда не был таким нежным. Она помешивает сахар, подносит чашку к моим губам.
Движения у нее мягкие, дружеские. Я покорно пью. Она вытирает мне рот, помогает — так заботливо — снова улечься, склоняется надо мной. Проводит пальцами по моему лбу, едва заметно надавливает на веки. Я закрываю глаза.
— Сейчас ты отдохнешь, мой маленький Бернар, — шепчет она.
— Да, — отвечаю я, — сейчас я засну… Благодарю, Элен.
