и мозг примет только ту установку, которая максимально близка к логике его носителя. Поэтому суть гипнотерапии не в том, чтобы внушить любую мысль человеку, а в том, чтобы психологически подобрать именно ту мысль, которая максимально точно соответствует характеру и логике пациента. Один неверный шаг — и пациент сразу поймет что к чему.
— Ого, — восторженно выдохнула я.
— Мало подобрать правильную установку, — объяснял Армин. — Нужно еще правильно ее внедрить. Как и в любой медицинской операции для начала необходимо провести осмотр этого человека: узнать его характер и проблемы. Следующим шагом необходимо добиться стерильности мышления: избавить человека от тревоги и всех сопутствующих эмоций. Так сказать обеззаразить ранку. Для этого я использовал эффект маятника — я ходил из стороны в сторону, так же я использовал различные звуки, жесты и спокойный, даже нудный тон, чтобы удалить все эмоции у твоей мамы. Вот, например, скажи мне, какие эмоции ты испытываешь, если я произнесу слово «дождь».
— Не знаю, — я пожала плечами. — Ну… я люблю дождь.
— Все верно, — подтвердил он. — Ты относишься к этому вполне нормально. Дождь — это как данность нашей природы. Случаются дождливые дни, случаются — нет. Ты эмоционально пуста к этому слову. Но представь, что ты запланировала какое-то очень важное событие — праздник под открытым небом. Собрались гости, человек двести, вы на открытом поле, а само событие имеет для тебя очень важное значение. Это поворотный момент всей твоей жизни. А тут вдруг пошел сильнейший проливной дождь. Твой праздник разрушен. Гости недовольны. Ты упустила важный шанс в жизни. Теперь твои эмоции будут далеки от нейтральных, верно?
— Конечно, — согласилась я. — Я буду очень расстроена.
— Так вот, наши отношения для твоей мамы — это как раз тот самый дождь, на который можно взглянуть с разных позиций. На момент гипноза я просто очистил ее голову от эмоций. Мои слова должны были попасть ей в мозг с «нулевой энергетикой». Я не сказал, что наши отношения будут лучшим, что случится в твоей жизни, поэтому ни в коем случае нельзя им препятствовать. Я лишь сообщил ей очевидные истины: что я тебе не наврежу и что наши отношения безопасны. Свое мнение относительно меня твоя мама не изменит, во всяком случае сейчас. Потом — возможно, но не посредством гипноза.
— Таким образом, — подытожил Армин. — Фактически, я никак не повлиял на решение твоей мамы. Я лишь обезопасил тебя от таких похищений и открытых ультиматумов со стороны семьи.
— Что же касается твоего вопроса, — вспомнил он. — Я закрыл тебе ушки в тот момент, когда заговорил о твоих физических ощущениях. Я уверил твою маму, что не причиняю тебе боль и унижения. Ты не должна была это услышать, потому что ты и так чрезмерно мне доверяешь, в каких-то моментах даже терпишь. Мне важно, чтобы ты сообщала мне когда тебе больно, страшно или неприятно от моих действий. А если бы ты усвоила эту установку, то просто не говорила бы мне ни о чем таком. Ты бы терпела, а это наносило бы вред твоей психике, ведь я тоже могу в чем-то ошибиться. Я не хочу тебя ломать насильно, я хочу, чтобы тебе действительно нравилось проводить время со мной. Ты и так слишком восприимчива. Я невольно внушил тебе каждый раз произносить мое имя, когда тебе очень приятно. Для меня это было бы неким маячком во время сессий, но как видишь эта установка засела в тебе значительно глубже. Поэтому я стараюсь никак не воздействовать на тебя, чтобы не навредить.
Я была поражена речью моего врача.
— А бокал? — вспомнила я. — Вы разбили его специально?
— Да, — мягко ответил он. — Мне нужно было прекратить действие гипнотерапии, а резкий звук очень этому помогает. Кроме того, я разбил именно твой бокал, что невольно отложится у твоей мамы установкой «быть к тебе бережнее». По идее, после такого трюка она прежде всего будет задумываться о твоем здоровье и больше не позволит себе похищений и такой неосторожности, какую она проявила сегодня. Это не превратится в гиперопеку, просто теперь, перед принятием важного решения, касательно тебя, твоя мама выдохнет и сделает это уже на более трезвую голову. Для нее это станет паузой между эмоциями и принятием решения.
— Это волшебно! — выдохнула я, очарованная своим Доктором еще больше.
— Это нормально, — усмехнулся Армин. — Не делай из этого событие. Я хочу, чтобы ты была моей, и если что-то этому препятствует, то я просто решаю вопрос. Все.
Я вздохнула с огромным облегчением, теперь меня ничто не тревожило.
Армин привез меня к себе, накормил и искупал, и уже привычным действием усадил меня на стиральную машинку, чтобы обработать мне глаза.
Он устроился между моих ног и принялся осторожно закапывать мне капли, а я с обожанием обхватила его бедра ногами и с наслаждением глядела в его черный силуэт на фоне яркого освещения.
Мне показалось, что я вижу на самую чуточку лучше, чем за все эти дни. Во всяком случае образ Армина стал казаться мне более четким.
— Мне кажется, я Вас вижу, — печально улыбнулась я. — Но очень-очень плохо.
— Тебе ещё рано видеть, — тут же вернул меня на землю Армин. — Тем более, что сегодня у тебя сильно покраснели глазки. Все же стресс и слёзы отразились на тебе.
— А мне так хочется Вас увидеть, — ещё печальнее продолжала я. — Я совсем не помню черты Вашего лица. Помню, что у Вас черные глаза, брови и волосы. Но само лицо — нет.
— Моя малышка Афина, — Армин ласково погладил меня по щеке. — Хочешь я помогу тебе «увидеть»?
— Конечно, — я с надеждой подняла глаза. — Очень хочу! А как?
Армин убрал все лекарства, а затем взял меня за руки.
— Ты «посмотришь на меня» руками, — сообщил он, а затем приложил мои пальчики к своим щекам. — Смотри.
— У меня немного вытянутое лицо, — Армин провел моими пальцами от висков до линии челюсти. Очень медленно, чтобы я прочувствовала каждый сантиметр.
— Мое лицо не худое, но высокие скулы чётко выступают, — продолжал он и провел моими пальцами по скулам до самых ушей.
— У меня широкий лоб, — Армин позволил мне погладить его лоб, — густые черные брови, и я часто хмурюсь. Вот так.
Армин нахмурился и дал мне нащупать морщинку между бровями. Такой осмотр завораживал меня, а несмелая восторженная улыбка не покидала моих губ.
— Я никогда не открываю глаза полностью, — мужчина спустился моими пальчиками к векам. — Поэтому мой взгляд всегда немного строгий и даже как будто уставший — из-под
