Снова шепотки по толпе, но Алек продолжал говорить, и они смолкли.
— Эта коронация — горькая радость, так как имеет место только потому, что мы потеряли моего отца, а он был великим королем. Он был предан нашей стране и вам, его народу. Но он вместе с тем был одиноким человеком после смерти моей матери. Как и моя сестра, моя мать была умной, прогрессивной и любящей женщиной. Ее утрата все изменила для нас, ее семьи. Скажу честно, мы мало говорили о ней. Я считал требование, чтобы монарх был женат, архаизмом, ограничением, формой контроля. И только недавно я понял, что оно было не ради страны, а ради меня. Найти партнера, женщину, с которой я мог бы разделить все — богатства и награды, мечты, а также вес короны. Таким образом, я считаю честью и величайшей привилегией склониться перед тобой, предложить мою жизнь на службу моей стране и моему народу, и предложить мою любовь своей королеве — Хестер.
Словно сквозь вату она слышала ликование толпы — люди за стенами выкрикивали его имя снова и снова. Но не только его имя. Ее имя тоже.
Алек и Хестер!
Алек и Хестер!
Алек и Хестер!
Теперь Алек смотрел прямо на нее, желая, чтобы она что-нибудь сделала. Хестер не могла игнорировать его, хотя ей было больно от этой публичной демонстрации единства, насквозь фальшивого. Только этот напряженный взгляд и эмоции, исходящие от него, говорили о многом. Она должна все это отвергнуть?
Но Хестер не могла. Не из-за миллионов людей, которые на нее смотрели, а из-за него. Он заставлял ее двигаться обещанием в своих горящих глазах. Но даже притом, что не верила ему, она не могла его отвергнуть. Поэтому сделала шаг вперед и заняла место на платформе рядом с ним. Алек повернулся и возложил корону ей на голову — красивое золотое изделие, миниатюрная копия его короны.
К ее немалому изумлению, Алек ей поклонился. Без подсказки, даже не думая об этом, она присела перед ним в глубоком реверансе. Они встали вместе, и он взял Хестер за руку. Это было как раз вовремя, потому что внезапно вокруг нее все закружилось, и в глазах потемнело. Под восторженные крики толпы они прошли через большой зал и вышли на балкон. Время ускорило свой бег, когда они стояли перед восторженной толпой, жужжащими камерами и шныряющими повсюду репортерами.
Наконец Алек повернулся и повел ее обратно во дворец, в ближайшую маленькую гостиную.
— Нам необходимо несколько минут, — сказал он придворному, который вознамерился пройти за ними.
Хестер вошла в комнату за ним, стараясь собраться.
— Ты… — Она замолчала, сообразив, что не может говорить о чем-то слишком личном. — Это было замечательное представление, — хрипло сказала она, неожиданно разозлившись. — Ты превзошел самого себя.
Его сдавленное ругательство было произнесено тем же тоном.
— Хестер, посмотри на меня. — Он положил ладони ей на плечи и повернул лицом к себе.
Его глаза горели эмоциями, которые она не надеялась проанализировать и не могла позволить себе в них поверить.
— Это не был спектакль, — зло сказал он. — Это не было шоу для публики. Каждое мое слово было предназначено не для них, а для тебя.
Хестер показалось, что она превратилась в соляной столб.
— Я не хочу делать все это без тебя. Я был идиотом. Прости меня. Я никогда в жизни не был так серьезен, когда сказал, что ты моя королева. Я хочу, чтобы именно ты была рядом со мной всегда.
Она поняла, что, по его мнению, они хорошо подходят друг другу. Она может помогать и дополнять его. Но этого мало. И Хестер покачала головой:
— Я не…
— Я знаю: все, что предложил, было недостаточно для тебя, Хестер. Я думал, что все понимаю, но, как выяснилось, я ни черта не понял. Только теперь, когда мы несколько дней провели врозь, я осознал, насколько мелкими были мои слова. И глупыми.
У Хестер пересохло во рту.
— У меня тоже были свои стены, Хестер, просто я этого не понимал. Все те женщины? Это было своего рода уклонение. Я никогда ни с кем не сближался и никак не мог понять почему. Ты помогла мне — открыла меня мне, — и я осознал, что никогда не имел желания с кем-то сблизиться. Этому в большой степени способствовали боль от потери матери и наблюдение, как отец удаляется, спасается в изоляции. Я делал то же самое, но по-своему. Я думал, что очень умен, хотя, по сути, я трус. — Он тяжело вздохнул. — Я думал, ты человек закрытый, изолированный — так оно и было. Но ты храбрее, чем я, намного храбрее. Ты поняла, что тебе на самом деле необходимо, и решила бороться за это.
— Это лишь потому, что ты сумел пробиться ко мне. Ты заставил меня осознать, чего я достойна. И чего я хочу.
— Чего ты заслуживаешь. — Его грудь быстро поднималась и опускалась. — Я знаю, все это очень быстро, но дай мне шанс, Хестер. Дай нам время. Мы удивительны вместе.
Удивительны вместе? Она моргнула.
— Хестер, я полюбил тебя.
Ее взгляд стал пристальным.
— Это невозможно.
— Почему? — Его губы дрогнули в улыбке. — Разве ты не полюбила меня?
Она переступила с ноги на ногу.
— Да, но…
— Единственная проблема заключалась в том, что я не мог признаться в этом самому себе. Я не мог честно сказать себе, как много ты для меня значишь. Я очень долго умел делать так, что никто для меня практически ничего не значил. Но ты вошла в мою жизнь, и все в ней перевернулось с ног на голову и наизнанку. Это я вывернут наизнанку. Я больше не могу существовать так, как привык. Потому что теперь этого для меня недостаточно. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Я не вынесу мысли, что потеряю тебя. Я ненавижу расстояние, разделявшее нас в последние дни. — Алек дрожал. — Я знаю, вопросов еще много. Я знаю, в моей жизни много давления и трудностей. Но ты должна быть здесь. Это твой дом. Останься со мной, Хестер, прошу тебя.
— Раньше ты не хотел меня. Во всяком случае, так, как сейчас.
— Потому что я был идиотом. Потому что я не знал, что делать с собственными чувствами. Потому что я боялся. Больно терять тех, кого любишь. И я даже не осознавал, что из-за этого не позволяю себе любить. Но факт заключается в том, что я больше не могу и не хочу останавливать себя. Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты позволила мне любить себя.
Хестер ощутила дрожь. Она не верила ему и в то же время отчаянно желала поверить.
— Неужели так трудно поверить, что я люблю тебя? — спросил он.
— Прошло так много времени с тех пор, как…
— Я знаю. — Он погладил ее щеку костяшками пальцев, и по непонятной причине она почувствовала себя величайшей драгоценностью. Его драгоценностью. — И я думаю, многие люди полюбят тебя, если ты им позволишь. Вся страна.
Это испугало ее.
— Я не хочу всю страну, — пробормотала она. — Я хочу только тебя.
