исподлобья, Гунькин нервно икнул и схватился за стакан с водой.
— Мне поручили намекнуть, что судебный процесс о собственности на пропавшее железо будет затяжным, а исход его — сомнительным.
— Да какие тут сомнения, если… — начал горячиться Гунькин.
— Погодите, господин Гунькин! — предостерегающе вскинул ладонь Карпас и пока петербуржец гневно набирал полную грудь воздуха, спросил. — Вывезенное со складов железо подпадает под положения о военной добыче?
— Как наше железо может быть добычей? — выплюнул красный от негодования Гунькин.
— Наше — никак, а вот железо, отбитое у варягов… — Карпас неопределенно повел плечом. — Такое дело и впрямь может тянуться годами, — и он вдруг усмехнулся, многозначительно глядя на Гунькина. — А также задержать любые иные, связанные с ним, обязательства сторон! По возврату задатка, к примеру. Адвокаты обогатятся!
Гунькин помрачнел:
— Мы готовы к переговорам с вашим доверителем, господин посредник, — угрюмо буркнул он.
— Мой доверитель не собирается вести переговоры, — посредник отрицательно покачал головой — туда-сюда, как маятник. — Если нынче мы не договоримся, мне велено встать и уйти. Мой доверитель оставит железо у себя до тех пор, пока его можно будет продать. Мой доверитель не испытывает срочной нужды в деньгах.
— Да не томите уже! — почти простонал Гунькин. — Сколько он хочет, этот ваш доверитель, чтоб его Морана любила!
Посредник дрогнул — будто подавился, и наконец выдавил:
— Десять…
— Чего — десять? — склочно переспросил Гунькин. — Рублей? Тысяч?
— Десять процентов от рыночной стоимости железа с пропавшего варяжского драккара. — с неожиданной четкостью объявил посредник и глаза его на миг живо блеснули — словно сквозь них посмотрел кто-то другой.
— Погодите-погодите… — Гункин выхватил из кармана огрызок карандаша и начал царапать прямиком на салфетке. — Драккар, говорите… Стандартная грузоподъёмность варяжского паро-драккара примерно сто пятьдесят тысяч пудов…
— Годовое производство железных болванок. — обхватывая пальцами стакан с ледяным лимонадом, выдохнул Карпас.
— Железо на рынке идет по рупь шестьдесят за пуд… опять же примерно… — продолжал чиркать по салфетке Гунькин. — десять процентов — это… это… Это что же получается? — Гунькин подал на посредника выпученные как у вареного рака глаза.
— Двадцать четыре тысячи рублей. — негромко сказал Kapnac — он уже давно все посчитал. — Примерно…
— Да вы с ума сошли! — прохрипел Гунькин, оттягивая ворот сорочки, будто тот его душил16.
Посредник снова наклонил голову, молча разглядывая скатерть.
— Может быть, мы сойдемся на первом предложении, которое сделал господин Гунькин? — вкрадчиво начал Kapnac. — Я имею в виду десять тысяч.
— Первое предложение было десять рублей! — вскинулся тот.
— Неприемлемо, — отчеканил посредник. — Ни то, ни другое.
Потом и впрямь встал и неторопливо направился прочь.
— Он что, взаправду уходит? — Гунькин неверяще глядел ему в спину.
— Кажется… да! — тоже растерялся Карпас.
— Сударь! Эй! Господин посредник! — совершенно неприлично заорал Гунькин.
Посетители ресторации враз замолкли и принялись оглядываться: сперва на Гунькина, а потом на уходящего посредника.
— Вы что творите? — Kapпac послал вымученную улыбку господам из губернской канцелярии за ближним столиком, и одними губами шепнул секретарю: «Верни его!» — в последний миг успев добавить — «Вежливо!».
Секретарь торопливо выдернул руку из-под полы, где прятал паро-беллум, и бабочкой разлетелся вслед посреднику. Закружил, запорхал, непрерывно что-то лопоча, улыбаясь, уговаривая. Почтительно придерживая под локоть, повел обратно, отодвинул стул, помог усесться — словно любящий племянник богатому дядюшке — и откланялся.
— Что вы здесь в губернии за люди такие! — шумно выдохнул Гунькин. — Что княжич этот… сыском занимается, а гонору-то! Что вот вы… — он окинул посредника неприязненным взглядом.
— Вы же купец, сударь, должны быстро применяться к ситуации. — монотонный голос и пустой взгляд до дрожи странно противоречили мелькнувшей в словах ехидце. — С княжичем встречались, а мне, что встану и уйду, ежели не договоримся, не поверили.
— Но я же не думал. что вы и правда — встанете и уйдете! — истинным криком души вырвалось у Гунькина. — Вы должны понимать…
— Я — не должен, я посредник. Мой доверитель тоже не должен. Он и вовсе всё больше думает: зачем ему отдавать вам железо за каких-то десять процентов, если можно его продать за полную стоимость хоть тем же виталийцам, на Готланд!
— Откуда вам здесь знать, что он где-то там думает? — озлился Гунькин.
Посредник вновь начал приподниматься.
— Полагаю, господин доверитель заранее предупредил господина посредника, что и в каких случаях станет думать! — заторопился Kapпac. — Но полагаю, он также знает, что эдакие мысли были бы изменой. Если мне будет позволено напомнить… — тщательно подбирая слова, продолжил Kapпac. — Имперские законы однозначно запрещают любые торговые операции с пиратским островом, а уж за продажу железа для драккаров — пожизненная каторга. Новый начальник Департамента полиции — господин Меркулов — не кажется человеком, который допустит на своей территории подобное.
Посредник заерзал — будто ему вдруг стало неудобно сидеть.
— Да и пираты — они пираты и есть: обманут, ограбят и не постесняются, знаете ли! В то время как с нами ваш доверитель ничем не рискует: ни преследованием господина Меркулова, ни судебным разбирательством, кому принадлежит железо…
— Хотя разобраться бы надо! — воинственно буркнул Гунькин. — Но некогда — паровозы не ждут.
— Увы, при всем нашем желании, мы никак не сможем выплатить названную сумму. Не только я, но даже и Общество Путиловских заводов просто не сможет вынуть ее из дела!
— Три… — для надежности хлопая кулаком по столу, припечатал Гунькин. — Три процента!
— Мой доверитель позволил мне спуститься до семи. — после недолгой паузы разлепил губы посредник.
— Пять! — немедленно влез Гунькин.
Тот не ответил, а в очередной раз стал подниматься.
— Мы вас не обманываем! — Карпас очень старался не допустить испытываемое им отчаяние в голос. — Чтобы показать нашу честность, я вынужден сознаться, что и семь процентов — шестнадцать тысяч рублей…
— Шестнадцать восемьсот, — педантично напомнил посредник.
— Шестнадцать восемьсот, — покорно согласился Карпас. — Нам тоже сходу взять неоткуда! Оформление кредита займет время, а ведь ваш доверитель, хоть и грозит отказаться от сделки с нами, но кажется, предпочел бы уладить все быстро? — он остро поглядел на посредника — и наткнулся на совершенно нечитаемый, «мертвый», взгляд. Эк лицо-то держит — и где только такого взяли! — но я позволю себе предложить выход, который устроит всех. Ценные бумаги!
Посредник промолчал. Он молчал, и молчал, будто прислушиваясь к чему-то в отдалении, и наконец разлепил брюзгливо поджатые губы:
— Ценные бумаги Путиловских заводов?
— Нет! — выпалил Гунькин. — Местные железо потеряли — им и возвращать. Вы получите пакет ценных бумаг «Южно-Русского днепровского металлургического общества», стоимость которых в течении двух — самое большее трех лет, достигнет шестнадцати тысяч рублей серебром. Ваш доверитель сможете продать их или оставить, и тогда в следующие
