— Какое, черт возьми, вам дело, Колдуотер? — прорычал маркиз. — Может, Лейзонби изнасиловал вашу матушку в тюрьме?
На лице молодого человека мелькнула неприкрытая ненависть, и он сделал выпад. Но Рутвен схватил его за грудки и прижал к стене.
— Спокойнее, — процедил он.
Пинки перестал ухмыляться и втиснулся между ними.
— Остынь, Джек, — сказал он, упершись ладонями в грудь каждого. — Отпустите его, милорд. Подумайте, как это выглядит со стороны.
Рутвен сдался. Не хватает только, чтобы его призывал к порядку Пинки Ринголд.
— В один прекрасный день, Колдуотер, — он помедлил, чтобы в последний раз встряхнуть репортера, — я вас придушу.
— Если Лейзонби не доберется до меня первым, — парировал тот.
Пинки ткнул Рутвена локтем в живот. Выругавшись, маркиз отпустил Колдуотера, и тот кинулся прочь, вслед за кебом Нейпира.
Рутвен повернулся к Пинки.
— Спасибо, — произнес он, натянуто кивнув. — Могло быть хуже.
Пинки плюнул ему под ноги.
— Не благодарите меня, — отозвался он. — Он надоедливый сосунок, но мне он нравится. В отличие от некоторых слишком много мнящих о себе, учитывая, кто они есть на самом деле.
Рутвен улыбнулся:
— Намек на моих предков, Пинки? Или всего лишь на Белкади?
— Решайте сами, — буркнул тот, войдя в холл и захлопнув за собой дверь.
Спустя пятнадцать минут карета Рутвена остановилась перед его городским домом. Спустившись на землю, он отдал несколько коротких указаний Брогдену и вошел внутрь.
— Где мадемуазель Готье? — отрывисто спросил он у Хиггенторпа.
Дворецкий взял у него трость и шляпу.
— В оранжерее, милорд.
Проследовав по длинному коридору в оранжерею, Рутвен обнаружил там Анишу, которая сидела в своем любимом плетеном кресле с попугаем, пристроившимся у нее за спиной, и их новой гувернанткой, расположившейся рядом.
— Британский пленный! — приветствовал его попугай. — Помогите!
— Раджу! — Аниша отложила свое вышивание и поспешила ему навстречу. — Какой сюрприз!
Грейс встала и учтиво присела.
— Аниша. Мадемуазель. — Он поклонился каждой.
— Что это у тебя? — спросила Аниша, глядя на предмет, который он держал под мышкой.
— А, это. — Он чуть не забыл про жестяную коробку с лимонными леденцами. — Это для Тедди и Тома. Конфеты уже несколько дней дребезжат у меня в карете.
Глаза Аниши удивленно расширилась.
— Ты купил такую огромную коробку? Для двух маленьких мальчиков?
Рутвен исподлобья посмотрел на сестру, испытывая досаду. Он хотел как лучше, черт побери.
— Разве дети не любят конфеты?
Аниша улыбнулась.
— В следующий раз попроси, чтобы тебе взвесили кулечек, — сказала она. — Ладно. Я спрячу ее и буду выдавать им понемногу.
— Как пожелаешь, — буркнул Рутвен, хотя и понимал, что сестра права, и переключил свое внимание на Грейс. — Мадемуазель Готье, вы ездите верхом?
Та резко вскинула голову.
— Я? — В ее глазах мелькнула паника. — Да, а в чем дело?
— Я хотел бы, чтобы вы покатались со мной.
— Неожиданная идея.
— В парке, — коротко бросил он. — Вам хватит четверти часа, чтобы переодеться?
Грейс бросила неуверенный взгляд на Анишу, затем кивнула:
— Да, милорд. Я буду готова через пятнадцать минут.
— Спасибо, — сказал он.
Он повернулся и вышел, чувствуя взгляд Аниши, прожигавший его спину.
Грейс оказалась верна своему слову. Когда Рутвен сбежал вниз по лестнице, облаченный в сапоги и бриджи, с хлыстом под мышкой, она уже ждала его внизу, одетая в простой черный костюм для верховой езды и белую блузку с жабо впереди. На голове у нее лихо сидела черная шляпка с тремя перьями, завязанная под подбородком большим бантом.
Несмотря на мрачное настроение, Рутвен оставался мужчиной, способным оценить женскую красоту, а Грейс, несомненно, была усладой для глаз. Более того, она обладала чисто французской элегантностью, которая могла затмить даже самые роскошные наряды.
По поручению маркиза Брогден позаботился о том, чтобы из конюшни привели жеребца Рутвена и гнедую кобылку. Грейс чувствовала себя уверенно и вскочила в седло практически без посторонней помощи. Они развернули лошадей и двинулись в сторону Гайд-парка.
Как только они оказались за пределами слышимости конюхов, Грейс повернулась к Рутвену с обеспокоенным видом.
— Что случилось?
— Я хочу поговорить с вами, — коротко отозвался он. — Вне дома.
Спустя несколько минут они добрались до парка. Рутвен пустил коня резвой рысью, и вскоре они оказались вдалеке от экипажей и других всадников.
Бросив взгляд на Грейс, он увидел, что ее губы крепко сжаты, лицо побледнело, контрастируя с черным шелком шляпки, словно она собиралась с силами. Чего она боялась? Разоблачения? Или просто плохих новостей? Впервые в жизни Рутвен отчаянно хотел прочитать чужие мысли.
Но зачем ему это, когда достаточно спросить, и девушка сама скажет всю правду. Не будь он в этом уверен, ни за что не взялся бы помогать ей.
Тем не менее после прочитанного письма, которое показал ему Нейпир, аналитический ум Рутвена требовал: он должен учесть возможность того, что почти неодолимое влечение к Грейс туманит его мозги. Неужели там, где его Дар бессилен, он не способен судить о человеческой натуре? Он не верил, что Грейс убийца. Но вдруг она что-то скрывает? Вдруг в этой истории есть нечто такое, что она ему не рассказала? Его тревожило, как отчаянно он желает знать правду. Рутвен чувствовал себя слепым, как и сказал Анише.
Как, во имя Господа, обычные люди строят свои отношения? Как мужчина может доверять женщине, не зная, что она думает на самом деле? Мысль о том, что он никогда не сможет заглянуть в душу Грейс, была столь же воодушевляющей, сколь… и гнетущей.
Даже поцелуй, на который он соблазнил Грейс, явился для него новым, безумно волнующим опытом. Раньше, за редкими исключениями, когда Рутвен начинал ухаживать за женщиной, он с самого начала знал, что та отвечает ему взаимностью. Но Грейс пробудила в нем инстинкт охотника, и когда она трепетала от его прикосновений, его душа и тело наполнялись ликованием. Боже милостивый!
Неужели он ухаживает за Грейс Готье?
Это никуда не годится. Даже если Грейс не девственница, она определенно неопытна. Более того, он не собирается повторять ошибку с женитьбой. Когда их отношения начнут развиваться, он сможет постигнуть ее душу, узнать, о чем она думает, к чему стремится. Но рассудок быстро отступал под натиском страсти. С того жаркого поцелуя в Уайтхолле Рутвен потерял способность ясно мыслить. Его бессонные ночи превратились в пытку. Он жаждал Грейс всей душой или тем, что осталось от нее. И хотя нашлось бы немало женщин, готовых его утешить, Рутвен даже не задумывался о такой возможности. Он устал совокупляться подобно животному, когда его мозг лишь наполовину участвует в процессе.
