Прежде чем я успела отреагировать, Матильда затащила меня за бамбуковую ширму и перебросила сверху шелковый, почти невесомый бюстгальтер, трусики и светлые чулки на поясе.
— Спорим, вы думали, что птички и бабочки вам помогут? — рассмеялась она.
Я ничего не поняла.
Когда я надела белье, Мишель выдала мне купальный халат и усадила перед зеркалом. Она собрала мои длинные волосы и уложила их в низкий пучок. Амани чуть нарумянила мне щеки и подкрасила губы, затем большой кисточкой вернула лицу естественный блеск. Немного туши — и мы закончили.
— Теперь платье, — сказала Мишель, осторожно снимая розовый наряд с вешалки и вновь увлекая меня за ширму.
Матильда все это время то выходила из комнаты, то возвращалась.
— Долго еще? — спросила она у Амани.
О чем она? Я просунула голову в тяжелое платье и ощутила, как оно скользнуло по мне. Я вышла из-за ширмы, чтобы мне помогли застегнуть молнию, мельком увидела свое отражение в зеркале и онемела. Платье было изумительное, бледно-розовое, словно изнанка морской раковины. Оно сидело как влитое и великолепно подчеркивало талию, — оказывается, она у меня есть. Наряд из атласа, без бретелей, с сердцевидным вырезом спереди; плечи и руки открыты. Юбка его разлеталась, как у балерины, а форму держал мягкий кринолин.
— Вы... необыкновенно красивы, — сказала Матильда.
— Но на что вы рассчитываете? Люди прекрасно меня знают. Подружка моего босса все еще здесь. Да весь город собрался!
— Доверьтесь нам, Кэсси. Все будет хорошо, — заверила Матильда, взглянув на часы.
Да, фантазии застигали меня врасплох, особенно в случае с Джесси, но сейчас все было иначе. Я впервые находилась среди людей, которых знала в реальной жизни. Это было не только волнующе и рискованно, но и страшно. Мишель осторожно извлекла из маленького бархатного футляра сверкающую серебряную диадему и надела мне на голову.
Мы с Матильдой взглянули на себя в зеркало.
— Потрясающе, моя дорогая. Но не забудьте вот это. — Она вручила мне блестящие белые туфельки.
Скользнув в них, я сделала несколько пробных шажков на каблучках, испытывая смущение и восторг. Да я могла в них танцевать — так, вероятно, и будет сразу после аукциона, который, по моим прикидкам, уже должен бы завершиться. Хорошо, что я пропустила эту часть.
— Пора! — объявила Матильда, беря меня за руку и направляя через холл к бальному залу.
— Что? Куда? Танцы еще не начались, — упиралась я.
Но она не слушала. Мы шли так быстро, что мне пришлось придерживать диадему, чтобы та не свалилась. В бальный зал я вошла, прячась за спину Матильды. Выглянув из-за ее плеча, я увидела на сцене рассевшихся в ряд красавиц. Симпатичная телеведущая, похожая на юную Наоми Кэмпбелл фотомодель, актриса из того же телешоу, что и мужчина с аукциона холостяков, хорошенькая блондинка — виолончелистка из городского симфонического оркестра, две красотки-итальянки — сестры, владевшие лучшими в городе спа-салонами, несколько «папиных дочек»... и Трачина, которая, судя по сбившейся пачке, уже основательно приняла на грудь.
— Один стул не занят, — объявила в микрофон Кэй, осматривая из-под ладони зал. — Может, ушла?
«Боже, сделай меня невидимой,— молила я. — Я не смогу пройти через зал в этом платье у всех на виду; не смогу, чтобы эта толпа из-за меня торговалась. Я выставлю себя полной дурой».
— Никуда она не ушла! — крикнула Матильда и вытолкнула меня вперед.
— Вот она где! — пропела Кэй. — Это мисс Кэсси Робишо, наша прекрасная волонтерка. Ну разве она не красавица?
Я вся сжалась. Матильда положила руки на мои плечи. Какая-то часть меня умерла, и она шепнула:
— Учтите, Кэсси, это Шаг шестой, Уверенность.Она уже есть у вас, надо только ее почувствовать. Вперед.
Она в последний раз подтолкнула меня, и я медленно двинулась сквозь толпу, и все взоры были прикованы ко мне. Я огибала столики, обметая подолом ножки стульев. Когда я пересекла пустовавший танц-пол и направилась к сцене, мое платье вызвало охи и ахи. Но ободряющий свист с балкона заставил меня улыбнуться. Неужели это мне? Проходя мимо столика Пьера, я постаралась не встречаться с ним взглядом. Поднявшись по ступеням, я миновала Трачи-ну, которая сидела на стуле, словно взбудораженная птичка на жердочке.
— Чем дольше я тебя знаю, тем больше сюрпризов, — прошипела она, когда я заняла свое место.
— Ну что, приступим?
Кэй начала с телеведущей новостей, которая после яростных торгов досталась главному менеджеру прибрежных казино за семь с половиной тысяч долларов. Модель, агрессивно пытавшаяся завладеть вниманием Пьера, упала духом, когда, назначив шестнадцать тысяч, его обошел Марк «Акула» Ален — ювелирный король. Сестры ушли общим лотом, две дебютантки заработали пятизначные цифры. Трачина прихорашивалась и чистила перышки, поедая глазами сидевшего неподалеку от сцены Пьера. Однако ее под гром аплодисментов увел Каррутерс Джонсто-ун, необычайно рослый и широкоплечий окружной прокурор из Орлеанского округа, назначивший финальную сумму в пятнадцать тысяч.
Я о таких деньгах даже не мечтала. Трачина была длинноногая, живая, веселая, стильная. Она умела наладить отношения. Могла постоять за себя. Даже в наряде феи она была сексуальна, как все прочие, вместе взятые. Чем ближе становился неумолимый финал, тем большее унижение я испытывала.
— Мы еще не достигли цели, но у нас осталась еще одна холостячка. Кэсси работает официанткой в кафе «Роза», которое входит в число наших уважаемых спонсоров. Начальную ставку назначим, пожалуй, в пятьсот долларов — приступим?
Боже мой, боже, пусть надо мной сжалятся и покончат с этим. Я все верну, только пусть мне дадут по минимуму и заберут с подиума.Но вот раздался мужской голос: «Я начинаю с пяти тысяч», — и я решила, что ослышалась. Поскольку я стояла в круге света, мне было не различить лиц.
— Вы хотели сказать «пятьсот», мистер Кастиль? — переспросила Кэй.
Мистер Кастиль ? Пьер Кастиль только что предложил пятьсот долларов ? За меня ?
— Нет, Кэй. Я сказал «пять тысяч». Я хочу начать торги с пяти тысяч, — возразил он и шагнул вперед, к освещенному подиуму, так что теперь его было хорошо видно.
Он смотрел на меня, как на конфету, которую еще не пробовал. Я сложила руки на коленях, скрестила ноги, потом вернула их в прежнее положение.
— Это... весьма щедро, мсье Кастиль. Итак, начинаем с пяти тысяч. Кто-нибудь предложит больше?
— Шесть тысяч! — послышалось из задних рядов, и голос принадлежал... Уиллу.
Он вернулся? Трачина заерзала на стуле и поджала напомаженные губы. Уилл сошел с ума? У него нет таких денег!
— Семь тысяч, — сказал Пьер, глянув на Уилла.
Внутри меня все оборвалось, затем отпустило.
