Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
бы и одного эпизода, вполне реального, который относится к XVII веку и связан с вопросом движения Земли, – из известных персон тогда больше всех пострадал Галилей, – не понадобилось бы даже выискивать несуществующих адептов плоской Земли. Между тем сильнó было желание показать, – как сделал это химик и политический деятель Марселен Бертло, – что «Рим оставался центром притеснения науки и мысли более полутора тысяч лет»328.
II. История великих людей
Как стая кречетов, из темного гнезда
Устав носить нужду с надменною повадкой,
Вожди и ратники толпой, в надежде сладкой,
Поплыли, полные кровавых снов, туда.
Где баснословная им грезится руда,
Где чудный край Сипанго манит их загадкой.
Пассат их реи гнет, и до лазури гладкой
Белеет за кормой кудрявая гряда.
И каждый вечер ждут они чудес воочью,
Блеск фосфорический на море, каждой ночью,
Миражем золотым баюкает их сон.
А кто не спит, склонясь над белым носом судна,
Тот смотрит, как вдали над гладью изумрудной
Созвездья новые плывут на небосклон329.
Жозе-Мария де Эредиа. Завоеватели.
Из сборника «Трофеи», 1893
Их манила «баснословная руда», которой, как они думали, изобилуют земли Индий и Сипанго (Япония), но страшно было идти к загадочным берегам западного мира, где, казалось, велик риск пропасть навсегда, не сумев «подняться» обратно, а в итоге «первооткрывателей» Нового Света воспели по обе стороны Атлантики. То, как писалась история, безусловно, не могло отчасти не повлиять на успех мифа и, в свою очередь, тесно связано с напряженностью идеологических конфликтов, о которых мы уже говорили. Действительно, потребность в развенчании прежних веков (Церкви/церквей, но еще и Старого порядка дореволюционной Франции) сопровождалась формированием героических образов – возвышенных символов борьбы за прогресс Нового времени.
Памятники и символы
В конце XIX века в Европе как грибы после дождя вырастают памятники, прославляющие Колумба, – в Италии, но больше всего в Испании. На площадях крупных городов статуи того времени воплощают различные образы героя, уже встречавшиеся нам в литературе: ученый-первооткрыватель, который одной рукой держит свернутую в трубу карту, а другой указывает в сторону моря (Барселона, 1888), отважный моряк, взявшийся за кормило (в монастыре Ла Рабида), проповедник и первооткрыватель земного шара с христианской хоругвью в руке и глобусом, поставленным у его ног (Мадрид, 1885). В некоторых памятниках отчетливо видна та же связь между странствием Колумба и представлением о сферичности, что и в народной культуре, и от этого идея еще прочнее укрепляется в коллективном сознании: в Санта-Маргерита-Лигуре мореплаватель изображен положившим руку на земной шар (1882); барельеф на памятнике воспроизводит сцену в Саламанке – обращаясь к членам пресловутого совета, он указывает на глобус, установленный на столе.
В Лувре хранится картина под названием «Христофор Колумб перед советом Саламанки», написанная американским художником Эмануэлем Лойце в 1841 году330 и увековечившая это событие, – она часто служит иллюстрацией в школьных учебниках. Если на этом полотне Колумб разворачивает карты, то на гравюре, выполненной по этому произведению и опубликованной в журнале «Магазен питтореск» за 1843 год, он стоит лицом к экзаменующим и держит палец на сфере331. Так что совет, в свою очередь, стал источником богатой иконографии: сцену также воспроизвел Николо Барабино, эта работа есть в архиве Лиссабонской библиотеки (Cristóvão Colombo no Conselho de Salamanca)332. Существует немало изображений мореплавателя рядом со сферой, среди них «Колумб в монастыре Ла Рабида» Фелипе Мансо (1492). Этот обзор следовало бы дополнить, в частности, иконографией школьных учебников 1850–1960 годов, но и без этого мы видим, что художники беззастенчиво эксплуатируют миф о Колумбе-первооткрывателе сферичности или, по крайней мере, защитнике этой идеи.
Возрождение у Мишле
По эту сторону Атлантики «История Франции» Жюля Мишле создает собственное параллельное видение истории. Героизация начала Нового времени преследует не только политические и интеллектуальные цели: она связана с особым подходом к изложению истории, яркий пример которого дает Мишле, – когда пламенная стилистика сочетается с ничуть не смущающим автора искажением истины. Жак Ле Гофф, изучивший развитие концепций средневековья у Мишле (и выделивший по меньшей мере три), уточняет, что автору понадобилось 10 лет (с 1833 по 1844 год), чтобы написать шесть первых томов «Истории Франции», в которых он с воодушевлением рассказывает о раннем средневековье, представляя его временем, когда христианство защищало обездоленных, а «Церковь служила домом для народа»333. Интересующий нас период Мишле затрагивает в седьмом томе – «Возрождение», опубликованном в 1855 году. Во введении он заявляет, что намерен изложить историю «оригинальной мысли, плодотворной инициативы и героизма» – во имя Лютера, «который, сказавши „нет“ папе, Церкви и Империи, отвратил от них половину Европы», но также во имя Колумба, «опровергшего и Рим, и наследие веков, и церковные соборы, и традицию», и во имя Коперника, который «наперекор ученым мужам и народам, презрев как наитие, так и науку, и сами чувства, и то, что видит взор, подчинил наблюдение Разуму с большой буквы и один поборол все человечество»334. Тот самый XVI век, говорит он далее, протекает «от Колумба к Копернику, от Коперника к Галилею, от открытия Земли к открытию неба»335. Введение позволяет автору обрисовать мрачный образ завершающегося средневековья и особенно средневековья научного, которое «хуже, чем ничто», «постыдное откатывание назад»336. Его трактовка Возрождения очевидна:
Поколения, слишком уверенные в коллективных силах, составляющие величие девятнадцатого века, взгляните на живой источник, в который вновь окунается человечество, источник души, чувствующей, что она одна больше, чем весь мир, и не ждет от соседа помощи для собственного спасения. Шестнадцатый век – век геройский337.
Завершается затянувшееся введение не менее показательно:
Все придет в движение: впереди войны и большие события, смутное бурление, неосознанное вдохновение. Эти неясные знаки, исходящие из народных масс, но редко ими замечаемые, кто-то (Колумб, Коперник или Лютер) воспримет, словно они посланы только ему, встанет и отзовется: «Вот он, я!»338
Мишле подписывается под идеей забвения античности и последующего возвращения к нему: «Греческий гений вел Колумба и Коперника. Пифагор и Филолай посвящали их в систему мироздания. Аристотель уверил, что Земля круглая»339. В самом конце труда (напомним, посвященного истории Франции), он возвращается к трем фигурам, упомянутым во введении, и описывает воплотившийся в них образ героя/вестника Нового
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
