как быстро я могу приехать.
Мы с Джорджией сбрасываем ботинки для боулинга и мчимся на машине вверх по склону. Пока добираемся до лыжной базы, меня уже охватывает такая паника, что Джорджии приходится указывать правильное направление. Мы врываемся в кабинет медика, просто влетаем: Хадсон лежит на кушетке, с фиксатором на шее.
— Прости, мама, — шепчет он.
— Чего я тебя сегодня утром просила не делать? — слезы застревают комом в горле.
— Сальто назад, — отвечает он.
— И как же ты получил травму? — мой вопрос бессмыслен, его виноватый взгляд выдает все, что я должна знать.
Сотрудник скорой помощи отводит меня в сторону, чтобы сообщить: хотя Хадсон сейчас в здравом уме и помнит свое имя, он не может назвать год и имя президента. Медик предлагает мне на выбор местное отделение скорой помощи или травматологический центр в часе езды отсюда.
Я выбираю травматологический центр, и мне объясняют, как до него добраться. Не хочется оставлять Хадсона одного в машине скорой помощи, но и бросить Джорджию я не могу. Водительница скорой ловит меня за руку, заметив сомнения, и обещает позаботиться о нем в дороге. Видя мою нерешительность, она добавляет к своему обещанию, что будет обращаться с ним как с собственным сыном. О, доброта незнакомцев! Все, что я могу сделать в ответ, — это лишь прошептать неловкое «спасибо».
Мы с Джорджией отправляемся на север по трассе. Начинается снегопад, и машины замедляют ход, — я, ругаясь, пытаюсь их объехать. У бокового входа в больницу замечаю машину скорой помощи и, предположив, что Хадсон приехал на ней, кидаюсь внутрь, но администратор сообщает, что его еще нет. Я настаиваю, что она ошибается и ищет не того ребенка: я только что пробралась через снежную бурю и попала в пробку, поэтому никак не могла опередить скорую помощь. С испепеляющим взглядом она велит мне дожидаться его прибытия.
В комнате ожидания я мечусь из угла в угол — Джорджия вместе со мной, пока наконец через десять минут меня не вызывают. Мы врываемся в дверь указанной палаты, и я торопею от открывшейся передо мной картины: команда из шести врачей и медсестер перекладывает Хадсона на стол, вокруг него кипит бурная деятельность: кислородные маски, капельницы. Я беру Джорджию за плечи и притягиваю к себе лицом, чтобы она не видела любимого старшего брата в таком ужасном состоянии.
Замираю в проходе, пока медики укладывают Хадсона на стол для обследований, а затем осторожно подхожу к врачу, которая, похоже, здесь за главного, и прошу ее проверить его ноги: я еще не видела, чтобы он ими двигал. Затаив дыхание жду, и вдруг он шевелит пальцами ног, — я обрушиваюсь в кресло рядом с Джорджией. Несколько часов спустя, после серии рентгеновских снимков и МРТ, кровоизлияние в мозг исключают и нас заверяют, что это просто сотрясение мозга. Ошеломленные, но наполненные благодарностью, мы покидаем больницу. Уже девять вечера, и пора бы выдвигаться домой. Рассчитываю на два часа езды по местным дорогам и замечаю, что мы могли бы остановиться в мотеле на ночь. Небо прояснилось, дороги расчистили, и мы отправляемся в путь.
В первый же час оба ребенка крепко засыпают, поэтому им не доводится слушать поток проклятий, вырывавшийся из моих уст, когда внезапная метель раздувает снег во все стороны. Он устилает непроглядные и извилистые дороги белыми скрученными полотнищами. Я тащусь со скоростью сорок километров в час, наклонившись вперед на сиденье, насколько это возможно. Джорджия просыпается и заваливает меня вопросами: «Где мы, безопасно ли это, можем ли мы остановиться на ночь, есть ли здесь что-нибудь перекусить?»
— Джорджия! — кричу. — Прекрати тараторить. Мне нужно сосредоточиться.
Передо мной указатель: в шестнадцати километрах отсюда есть заправка и мотель. Аллилуйя, думаю и продолжаю ползти по дороге, отсчитывая каждый километр. Когда мы наконец сворачиваем с трассы, заправка оказывается закрытой, и единственное отличие этого мотеля от мотеля в фильме «Психо» — его название: «У Ли». Никаких признаков жизни — только несколько тусклых лампочек над облупленными дверьми и порванными москитными сетками.
— Мамочка, мы останемся здесь? — с беспокойством спрашивает Джорджия.
— Нет, мы не можем здесь остаться. Здесь жутко и все равно, кажется, никого нет.
Вернувшись на дорогу, вьющуюся в белоснежном сиянии, я замечаю, что уже час ночи. Мои глаза устали. Я измотана, напугана, и этому адскому путешествию не видно конца. Каждые двадцать минут звонит мама, требуя сообщить ей наше местонахождение, и я успокаиваю ее, чтобы самой не впасть в панику. Мы колесим все дальше и дальше, пока я ищу на онлайн-карте ближайший мотель и заверяю Джорджию с наигранной бодростью, что мы очень скоро окажемся в теплом чистом номере.
Съехав через тридцать минут с трассы на парковку мотеля, я заливаюсь горьким смехом, обнаружив, что он не просто закрыт, но и наглухо заколочен. Опускаю голову на руль и бью по нему кулаками.
— Мамочка, ты жалеешь, что мы не остановились в мотеле «У Ли»? — Джорджия произносит это так искренне, что я заливаюсь смехом, возможно, немного маниакальным.
— Нет, я не жалею об этом. Хотя, может, немного. Сейчас развернусь, и мы продолжим поиски. Если что, подремлем в машине.
Мое сердце колотится: впереди виднеются огни. Приблизившись, вижу, что это небольшая гостиница, а через окна вестибюля у стойки администратора стоит мужчина. Я ощущаю себя так, будто только что обнаружила жизнь на Марсе. Если мест не будет, я сдамся, Вселенная может взять нас и выплюнуть обратно в ночную темноту, а я признаюсь детям, что мне очень жаль, но все остальное уже не в моих силах. К счастью для нас, у них свободна теплая и чистая комната, в точности как я обещала Джорджии. И мы делаем передышку на один день.
Глава 15. Переломный момент
Мы с Майклом ограничиваем общение до одного раза в неделю на терапии для пар, поскольку психолог беспокоится о нашей способности разговаривать друг с другом без ее посредничества. Я же уверена, что от этой терапии больше вреда, чем пользы. В присутствии психолога мы злобно накидываемся друг на друга, и ей не удается утихомирить нас. Чувствую себя подавленной, на мои плечи, как мне кажется, взвалили чрезмерную вину. Первую встречу она начинает с заявления о том, что не нужно здесь разыгрывать роли жертвы и злодея.
— Вы выгораживаете его, — кричу. — Я — жертва, а он — злодей. Кто-то должен взять на себя ответственность, и это буду не я.
— Я не оправдываю его измену, Лора, — говорит она. — Но мы так далеко не уедем, если не сможем копнуть глубже.
