она завтра будет нуждаться в этой опоре, как никогда. Я тебе серьёзно это говорю. Ей нужен ты, а не перевод на карту или букет роз. Сколько лет ты не видел и не обнимал маму? Думаешь, она вечная? – а вот это запрещённый приём, выстрел в сердце, и оно сжимается от ощутимой физической боли. – Когда ты, наконец, сможешь приехать, возможно, ехать будет не к кому. Ты об этом не задумывался? Так подумай.
На этом наш диалог закончен, Алина сбрасывает вызов. И она абсолютно права. Я хреновый сын. В моём жёстком графике порой нет времени даже позвонить родным, не то, чтобы съездить к ним. Я много раз предлагал маме прилететь ко мне, но она боится летать на самолётах. Она ждёт сына дома. Только девчонки прилетали ко мне четыре года назад на каникулах. Я потерял счёт времени, для меня всё это было совсем недавно, а оказалось, прошло четыре года, почти полторы тысячи дней я не видел сестёр, а маму ещё больше. Моя жизнь, словно электричка, несётся на бешеной скорости, забывая останавливаться.
На этот раз я всё сделаю правильно. Решительно открываю шкаф, достаю чемодан. Мне необходимо пару дней передышки. Валерия перевернула мою жизнь вверх тормашками. Я вчера был неадекватен. Сорвал совещание, наорал на секретаршу, лишил премии целый цех, а это шестьдесят четыре человека, и всё потому, что был зол. Никак не мог забыть этот засос на шее, и глаза её наглые, и рот, что дерзко возражал мне. Меня с юности так не штормило и не подбрасывало.
Спускаюсь с чемоданом на первый этаж. И замираю от неожиданности. Напротив входной двери стоит ещё один чемодан – белый с розовым цветочком по центру.
– Не понял, – вхожу в столовую, как только ставлю свой чемодан рядом.
– Доброе утро, Игорь Николаевич, – говорит мне она. Теперь «Николаевич».
– Доброе? – с сомнение в голосе произношу я. – Куда собралась? Переезжаешь к любовнику? Разбирай чемодан, Валерия, – строго советую я, со мной лучше сейчас не спорить, я снова начинаю накаляться. – Переезжать будешь после возвращения отца, так сказать с его благословения.
– Нет у меня никакого любовника, – перебивает она меня, притопнув ножкой.
– Я заметил, – смотрю на её шею, которая прикрыта высоким воротом вязаной кофточки. Вот вчера нельзя было так сделать? Зачем кипятить-то меня?
– Я на соревнования уезжаю. Вот документы, даже письмо для вас тренер написала, – протягивает мне папку.
– И я должен в это поверить? – смотрю на бумаги, подписанные совершенно незнакомым человеком.
– Вы можете меня проводить и убедиться, что я говорю правду.
– Когда назад?
– Через три дня, – проходит мимо меня и останавливается на выходе из столовой. – Я вижу, вы тоже уезжаете? – бросает взгляд на мой чемодан.
– На юбилей матери, – отвечаю я, изучая внимательно её билеты.
– О! Передавайте поздравления от меня.
– Это лишнее.
– Ну, да. Вы правы. Я лишняя в вашей жизни.
Ещё одна язва на мою седеющую голову.
***
– Отца предупредила? – спрашивает он, как только мы выходим из автомобиля в аэропорту.
Всю дорогу он работал, печатал в ноутбуке, звонил по телефону, на меня не обращал никакого внимания. Разве нельзя сохранить этот игнор до посадки?
– Не дозвонилась. Но написала сообщение, – стараюсь разговаривать с ним отстранённо.
– Отлично, – отвечает он машинально, смотря на свои наручные часы.
– Во сколько у вас самолёт? – интересуюсь, чтобы поддержать беседу.
– В половине одиннадцатого, – отвечает он, стреляя недовольным взглядом.
Что не так-то? Не должна была спрашивать или это реакция на «Вы». Так он же сам об этом просил.
– Значит, я улечу первой, – нервно тереблю ремешок своей сумочки.
– Да. И я смогу убедиться, что ты села на самолёт.
– А куда ж я денусь. Вы же мне домой золотую медаль не привезёте?
– А ты едешь за золотом?
– Только за ним. А вот и мой тренер, – указываю на женщину, выходящую из такси. – Морозова Ирина Витальевна.
– Идём, познакомишь, – подталкивает он меня идти навстречу Морозовой.
– Ирина Витальевна, здравствуйте.
– О, Лерочка, ты уже приехала, – улыбаясь, приветствует меня женщина. – А Павел где?
– Он ещё в пути, будет минут через десять.
– Время есть, подождём, – отвечает тренер, останавливая свой взгляд на моём спутнике.
– Ирина Витальевна, это Игорь Николаевич, я вам говорила о нём.
– Очень приятно познакомиться, Ирина Витальевна, – Игорь делает шаг вперёд, чтобы пообщаться с Ириной, я остаюсь за его спиной.
– Мне тоже, Игорь Николаевич, – бросает взгляд на два наших чемодана. – Вы летите с нами?
– Нет. Мне в другую сторону. Могу я попросить вас об одолжении?
Ну, начинается. Вот никак без этих папочкиных замашек нельзя обойтись?
– Попробуйте, – улыбаясь, говорит она, видя, как я недовольна.
– Не могли бы вы держать меня в курсе дел? Вот моя визитка, – протягивает уже заранее приготовленный пластиковый прямоугольник. – Звонить можно в любое время суток.
– У меня есть ваш номер телефона, – напоминает она ему. – Но уверяю, вам не о чем беспокоиться. Ребята туда не развлекаться едут. Строжайший режим и дисциплина их спутники в этой поездке.
– Очень хорошо, но всё же мне будет спокойнее если вы хотя бы раз в сутки будете меня оповещать о том, что она не нашла приключений на свою… пятую точку.
– Договорились.
– Доброе утро, – со спины ко мне подходит Паша и по-свойски целует в щёку, обнимая меня за плечи.
Игорь оборачивается и напрягается.
– Привет, Паш, – отвечаю, отстраняясь от парня. И без промедления знакомлю мужчин. – Игорь Николаевич – этот парень мой партнёр по танцам – Павел. Паш, – это Игорь Николаевич, мой… друг моего папы.
– Приятно познакомиться, – радушно Пашка протягивает руку для приветствия.
– И мне, – высокомерно говорит второй, нехотя отвечая на рукопожатие.
А что не так? Если бы я не знала, как он относится ко мне, решила бы, что он ревнует.
– Ребят, объявили посадку на наш самолёт, пора, – отвлекает тренер нашу троицу от переглядок.
– Я провожу, – говорит Игорь, забирая из моих рук чемодан. – Вперёд, – командует он, и я послушно плетусь к стойке регистрации.
В самолёте Пашка уснул практически сразу после взлета, Ирина Витальевна читает книгу, а я постоянно смотрю на часы. Я считаю минуты до момента, когда он тоже взлетит. Сейчас у него началась посадка. Я жду момента, когда мы оба окажемся в небе. Пусть и на разных самолётах, пусть даже они летят в противоположных направлениях. Мне спокойнее, когда мы на одной параллели. Прощаясь с ним, захотелось поцеловать его. Ещё раз прижаться к его губам. Но он так хмуро и строго на меня посмотрел, что я даже «ну, пока», сказала с трудом, а потом
