пошло развертывание в систему: «Всякая причина имеет следствие, всякое следствие имеет причину», а дальше еще хуже: 3. «Все в природе полярно». Благоглупости 2 и 3 развиваются в пункте 4: «Все содержит в себе одновременно два противоположных начала». Этакие бетонные блоки друг на друге, а из щелей между ними сочится что-то вязкое, сиреневое. 5. «Все есть ум» – так это он, а не В придумал ноосферу. Впрочем, 6: «Все в мире вибрирует, все излучает». При этом 7: «Все в природе подчиняется ритмическому воздействию». Здесь логично повторить треклист King Tubby Meets Rockers Uptown (плюс Augustus Pablo): keep on dubbing – stop them jah – young generation dub – each one dub – 555 dub street – brace’s tower dub – king tubby meets rockers uptown – brace’s tower dub No. 2 – corner crew dub – skanking dub – frozen dub – satta dub – black gunn – 1 ruthland close – 1-2-3 version – silent satta.
Он как барельеф, Гермес, то есть пакет для употребления наяву, plaster-duck и подмигивает на тему приобщенности к Тайнам. Из частного письма по этому поводу (Эд. Надточий, ответ на мой вопрос): «Грекам он неизвестен, придуман Цицероном, но отождествляет египетское и греческое знание. А затем при помощи этого концепта римляне себя размежевали и с греками, насколько я понимаю. Но я плохо знаю эту занятную римскую историю. Интересно, что Цицерон его с тотом отождествлял». Ноосфера, это она.
Вообще, как люди тексты не очень-то интересны. Замкнуты на себе, на том, что интересует только их, ведут себя так, будто, кроме них, здесь никого нет; конечно, я и об этом (происходящем) тексте. Гермес тут пример, как все превращается в хню. Придумал, как можно без хни, неопределенно указал на некую щелочку и тут же – сразу же, как указал, – сделался ею сам. Стал публичным невидимым демиургом, указывающим пальцем на щелочку. Сделался ее олицетворением, затычкой, но такой – как пломба под цвет зуба, будто и нет ее. Вокруг идиомы, горшочек варит сам, перерабатывает все в хню, хня пополняет ноосферу. После Большого взрыва что-то пошло не так. А та нормальная штука, которая на нашей стороне, здесь ведет себя так, что о ее существовании если кто и узнал, то сразу и забыл, переведя внимание на что-нибудь теплое. За нас только реально невидимые демиурги, чистые щелочки, frozen dub и сбои изложения.
Но (это тоже техническая часть) что стало с традицией? Куда подевались профильные магические, безо всяких магических реализмов, тексты? Как раньше Беме, Блейк и др. Традиция долгая, небезосновательная как могла прекратиться? Впрочем, если бы она прекратилась, я бы о ней и не думал. Тогда где же мистические трипы словами? Да полно их, только теперь они выглядят иначе. И необязательно как у Хаксли в The Doors of Perception. Впрочем, там есть (здесь вставить какой-нибудь одобрительный эпитет) абзац (пер. Сережи Хренова):
«Достаточно странно, но инструментальная музыка оставила меня безучастным. Фортепианный концерт Моцарта до минор был снят после первой части, и его место заняли мадригалы Джезуальдо.
– Эти голоса, – оценивающе заметил я, – эти голоса… они – своего рода мост, связывающий меня с миром людей. И этот мост оставался, даже когда пелись самые хроматически неожиданные из композиций безумного князя. Музыка следовала по намеченному пути сквозь шероховатые фразы мадригала, и одна и та же клавиша не нажималась в двух тактах подряд. У Джезуальдо, этого фантастического персонажа какой-то мелодрамы Вебстера, психологический распад преувеличивался, доводился до крайнего предела – тенденция, свойственная модальной музыке в противоположность полностью тональной. В результате произведения звучали так, словно были написаны поздним Шенбергом.
– И однако, – произнес я, чувствуя, как мне трудно говорить после прослушивания этих странных производных контрреформаторского психоза, работающего с музыкальной формой позднего Средневековья. – И, однако, не играет роли, что сам он весь раздроблен. Целое находится в беспорядке. Но каждый индивидуальный фрагмент упорядочен и представляет некий Высший Порядок. Высший Порядок преобладает даже в распаде. Целокупность присутствует даже в раздробленных кусках. Вероятно, присутствует более явно, чем в каком-нибудь совершенно гармоничном произведении. По крайней мере, тебе не внушается чувство ложной безопасности каким-то чисто человеческим, чисто вымышленным порядком. Нужно полагаться на непосредственное восприятие предельного порядка. Так что, в некотором смысле, у распада могут быть свои преимущества. Но конечно же, он опасен, ужасно опасен. Положим, ты не смог бы вернуться из этого хаоса…»
Чуть сентиментально, как всегда под веществами; на чистяке-то четче. Зато и персонаж появился, и даже почти диалог – нельзя же о ноосфере без персонажа и диалога. А магические/мистические тексты не исчезали. Например, «Волшебный мелок» Синкен Хопп (Zinken Hopp, Trollkrittet, 1949). Она сама о новых временах: «Быть может, тебя удивляет, что колдунья живет на улице Твербаккен, а не на Лысой горе, где, как известно, веселятся ведьмы. Однако ничего удивительного в этом нет. Все уважающие себя колдуньи живут теперь на самых обыкновенных улицах». Мелок: «Волшебный мелок на вид был точно такой же, как и любой другой мелок, как и школьные мелки, которые крошатся, едва нажмешь на них рукой. И все же мелок был какой-то особенный – он был заострен не с этого конца, а с другого. Только это не сразу бросалось в глаза».
Мелок по дороге выпал, мальчик Юн его подобрал, нарисовал на заборе палку-палку-огуречик, получился человечек, тот ожил, представился Софусом, и они принялись развлекаться, рисуя что придет в голову. Вписываясь в то, что у них получилось, улучшая рисованием обстоятельства жизни, выясняя возможности мелка и наращивая правильный мир. Там не как о Големе, потому что мелок текст и производит. Пространство не там, куда попали, а потом о нем рассказывают, оно уже по ходу текста, а попасть в него – как зайти в фотографию, что проще. Правда, там не только текст, есть и рисунки. Впрочем, раз уж мелок, то почему бы нет. Рисунки вводятся так: «А теперь разгляди фру Мунсен хорошенько, если хочешь узнать ее при встрече, – в этой книге ты больше ни слова о ней не услышишь: она сейчас просто-напросто выйдет из нее». Далее, ниже следовал рисунок следов, слева направо.
(след – след – след – след)
Cedofeita
Вероятно, не надо выяснять, из чего что слеплено (сделалось и сделалось, че уж), незачем фиксировать недопроявившиеся или безымянные сущности (их полно), нечего искать щель (отыщешь, а она тут же себя собой/тобой замажет). Все надо делать самому из чего угодно –
