Бальмен, чтобы вдоволь насладиться “неравным браком” (здесь игра слов. Имеется в виду полотно В. Пукирева, написанное в 1862 году, на котором молодую девушку выдают замуж за мужчину намного старше нее — прим. Автора).
В гостиную вошел Роберт Стендброк младший и наши глаза встретились. На мой немой вопрос, он коротко кивнул и я с облегчением выдохнула. Значит, дровосек нашел кабинет и глобус с граммофоном.
Оставалось надеяться, он поставил на проигрывание верную пластинку и, когда игла сделает на виниле последний круг, я смогу вернуться домой.
— Его сиятельство, граф Роберт Стендброк старший.
Гости расступились, как волны бушующего моря перед Ноем, и мой будущий супруг вошел в зал. Следом за ним четверо слуг внесли две огромные корзины с живыми цветами и поставили у моих ног. Следующая пара рабов в кремовых ливреях добавила к букетам пару сундуков.
Гости притихли, пораженные богатством и щедростью графа. Я тоже улыбнулась, но не потому, что подарки меня как-то тронули, нет. А потому что представила выражение его лица, когда свадьба не состоится по причине отсутствия невесты!
Александр де Бальмен поприветствовал почетного гостя и попросил всех пройти в сад, где, согласно обычаям, сильные мира сего скрепляли свои судьбы узами брака.
— Идем, Элиза, — отец подал мне руку и во главе процессии мы вышли из дома.
Мне было страшно и весело одновременно. Наверное, виной всему был адреналин. Ладони вспотели и платье стало тяжелым, но я шла вперед, отсчитывая секунды.
Сколько еще будет играть волшебная пластинка? В хорошем кино счастливый конец обычно случался за минуту до провала главного героя. А у моей истории и не могло быть другого, правда?
Отец оставил меня под сводом ажурной деревянной перголы, увитой диким виноградом и еще одним растением с огромными каплевидными цветами, названия которого я не знала. Граф улыбнулся и кивнул священнику.
Смотреть ему в глаза не было сил, но я себя заставила.
Пусть знает, что я не боюсь. И никогда не преклоню колен.
Интересно, как это будет? Я растворюсь в воздухе на глазах у всех или откроется портал, в который меня затянет? Или нужно будет самой прыгнуть в него? А если он откроется не здесь, а в кабинете? Чем меньше времени оставалось до церемонии, тем больше я нервничала.
Священник взял наши с графом руки и возложил на старую раскрытую где-то посередине книгу в кожаном переплете. Я не разобрала слов, которые последовали после, но почувствовала, как кольцо наполнилось теплом, что растеклось по всему телу.
Это хорошо или плохо?
Я хотела обернуться, чтобы найти глазами Роберта младшего или Аннабель, увидеть в них поддержку, чтобы пройти это испытание до конца, но не смогла. Рука словно приросла к старым страницам.
Наконец, священник закончил петь и сам надел на безымянные пальцы жениха и невесты по кольцу. Мне показалось, что между ними пролегла белая, не толще паутинки, нить, которая исчезла, стоило оторвать кисти от фолианта.
— Перед Богом и людьми, отныне и во веки веков, вы — единое целое. Почитай мужа своего как отца. Заботься о жене своей как о матери, — сказал священник и, трижды обойдя нас по кругу, пропел. — Благословляю!
Кольцо остыло, но не жар в моей груди.
Осознание непоправимости случившегося пронзило подобно молнии.
Почему я еще здесь? Роберт обманул меня? Или не смог? Или сделал все неправильно? А, может быть, я ошиблась с трактовкой?
Глаза защипало, и когда Роберт старший вместо классического поцелуя прижал к своим губам мою ладонь, вздрогнула. Нужно держать лицо до конца. Только так я пойму, что сделала неправильно.
Гости аплодировали стоя, пока Стендброк вел меня по белой дорожке в дом, туда, где от разнообразных блюд ломились столы. То был прощальный пир, после которого все заботы обо мне с плеч родителей перейдут в зону ответственности новоиспеченного мужа.
Роберт старший усадил меня во главе стола, а сам поднял наполненный вином бокал и сказал тост. Я не запомнила ни слова. Потому что место дровосека рядом оказалось пустым.
Но он же обещал!
Гости ели, пили, а еще создавали невероятное количество шума. Я не могла уйти из-за стола, не могла заставить их замолчать. И куда запропастился мой пасынок? От осознания того, что я стала мачехой мужчины, который был старше меня, пробило на истерический смех.
— Подарите мне танец, Элиза, — граф не спрашивал.
В интонации не было ни намека на просьбу, только приказ.
— Да, пожалуйста, — я вложила руку в протянутую ладонь. Какая теперь разница? Я все испортила… или Роберт младший меня не понял.
В любом случае, план провалился и теперь легче было проститься с жизнью, чем представить, что ночью этот старик ляжет со мной в одну постель. Мы станцевали быстрый танец, потом два медленных. Граф умудрялся вести безвольную куклу в моем лице так, что со стороны казалось, будто я, пылала к нему безудержной страстью.
— Я устала… — вздохнула я, когда музыка смолкла.
— Вы не можете сейчас уйти.
— Мне нужно… по нужде, — ноздри графа дернулись, словно я сказала что-то отвратительное, и он выпустил мою руку, кивков подозвав служанок.
Какое облегчение!
В сопровождении Сиззи и Роззи я миновала холл и поднялась по лестнице на второй этаж. Конечно, в спальне меня ждал лишь горшок, но в довесок к нему шли еще тишина и одиночество, так что я не стала расстраиваться. Отказавшись от помощи служанок, я закрыла дверь на ключ и упала ничком на кровать.
Вряд ли у меня получится разбиться насмерть, выпрыгнув из окна второго этажа. Да и платье с таким количеством подъюбников скорее сработает как амортизатор и максимум, что мне грозит — это ушиб или сломанная нога.
Зато сколько эта выходка наделает шума!
Я с трудом отлепила себя от постели и подошла к окну. Это будет забавно… и потянула дверцу на себя, когда в дверь постучали.
— Я занята! — крикнула зло и услышала:
— Элиза, это я.
Прыгать резко расхотелось. Я впустила Роберта младшего в спальню и закрыла дверь.
— А где Роззи и Сиззи? — дровосек пожал плечами. Вот чертовки, опять побежали жаловаться на меня графине! Значит, времени в обрез. — Ты сделал то, о чем я тебя просила?
— Да, — Роберт кивнул и протянул мне шкатулку. Ту самую, с ярмарки в Лагосе. — Это мой свадебный подарок Вам.
— Спасибо, конечно, — я, не глядя,
