кровью – по левой руке капли стекают и засыхают, стягивая кожу, – но эти звуки можно игнорировать. Справа жираф лишь сопит громко, мышцы шеи под моей ладонью то и дело подёргиваются: часто сглатывает, сжимает челюсти.
Ощущение присутствия мутантов в сознании усиливается, маячат страх и тревога жирафа, но на первом плане, конечно, ярость Исака: безрассудная, заливающая с головой, требующая рвать противника зубами и бить чем придётся. Будь мы наедине и подальше в лесу, я бы свернул ему шею без раздумий – такой парень гарантирует проблемы. Но, к сожалению, мы на их территории.
Тем временем эхо наших шагов становится коротким и приглушённым – впереди стена. Приближаемся на метр правее красной точки замка. Жираф тянется вперёд, стучит кулаком по металлической двери – гулкий звук.
Ничего не происходит.
Стучит ещё раз.
На этот раз из-за двери отзывается высокий, вроде женский, голос, в ответ на который Исак разражается остервенелым мычанием. Я бы, конечно, мог предположить, что это часовой, запрашивающий пароль, если бы не интонация – лениво-раздражённая. Переводчик, подтверждая мою догадку, бормочет в левое ухо: «Что? Сами не можете открыть?».
Так-так, длинношеий тихоня решил меня обмануть? Фу, какой плохой мальчик. Протыкаю ногтями его кожу, нажимаю на шею всё сильнее – теперь и правую ладонь щекочет тёплая дорожка крови.
Рычу приглушённо в ухо:
– Открывай.
Парень, скуля то ли зло, то ли жалобно, тянется к замку, набирает цифры. Красная точка сменяется зелёной. Скребущий звук металла, дверь неторопливо открывается…
Нас окутывает тусклым тёмно-жёлтым светом – энергия поступает с запасного генератора – и прохладным воздухом, чуть пахнущим дезинфекцией. С той стороны двери, чтобы открыть, протянула руку девчонка-летучая мышь – такая же, как раньше в лесу. Они тут что, все в двух экземплярах?..
Моё ускоренное восприятие замедляет происходящее: мышь замирает с вытянутой к нам рукой; поднимает взгляд выше, на моё лицо; глаза округляются, как и приоткрытые губы… Чтобы перехватить инициативу, я выдаю спокойно и со всей доброжелательностью, на которую сейчас способен:
– Молчи или я тебя убью.
Не стоит пугать девушек грубым криком: смысл всё равно не уловят, только визжать начнут. А так – она поняла и молча прижимается к стене, пропуская нас.
Корпусом тараню свою парочку вперёд, в дверной проём. Желтоглаз гортанно мычит, булькает и царапает мою руку, пытаясь освободить шею, но по ходу он тут единственный смелый. Жираф не рыпается, девчонка тоже молчит, лишь провожает меня взглядом.
До нужного помещения добираемся быстро: планировка стандартная, внутри, несмотря на сумрачно-жёлтое освещение, я уже ориентируюсь, так что бодро волоку заложников, игнорируя немногочисленных обитателей бункера, которые при виде меня вскрикивают и сбегают в закоулки коридоров.
А вот в командной рубке, прямо на финишной прямой к аварийному регистратору, обнаруживается неприятный сюрприз: в центре помещения, на массивном кресле, развалился какой-то хрен в серой хламиде. Судя по невозмутимому виду, главный. Не вскакивает и не мечется. Хотя, скорее всего, просто не может: судя по очертаниям, его тело слишком тяжеловесное для попрыгушек, к тому же деформированное. Особенно бросается в глаза крупный нарост на левом плече, вспучивающийся под одеждой, – опухоль?.. Непроизвольно принюхиваюсь, но в комнате нет гнилостного запаха болезни. Значит, обычный горб. Физиономия главного тоже здоровьем не блещет: одутловатая, обвисшая – кажется, что она стекает вниз, как те расплавленные часы на известной картине. Из-за опущенных уголков глаз и бровей ощущение, что мужик вот-вот расплачется.
Однако голос, хоть и дребезжащий, звучит уверенно:
– Этот дом наш, – и смотрит несчастными глазами. Вот как можно возразить человеку с таким взглядом?
– Ты Илай?
Он чуть наклоняет голову, соглашаясь. Не отрывает от меня взгляда, на своих подопечных не обращает внимания. Они тоже молчат.
– Оставь дом себе. Мне нужна только одна вещь.
Вру, конечно, ещё мне нужны его кишки, развешанные на ближайшей стене. Но раз уж Эйруин жив, я должен играть по правилам Ланы, а она сказала – без убийств, особенно местного руководства.
– Зачем?
Умный какой, это я должен ещё и объясняться? Чёртова генерал Смит со своими запретами! Так бы я с удовольствием разложил ему – и разложил его самого – по полочкам, разъяснив все «зачем» и «за что».
Но вместо этого я игнорирую вопрос и просто гну свою линию:
– Вещь за твоей спиной. Я возьму её и уйду.
– Я – наместник Совета. Я говорю, ты делаешь.
Его пальцы аккуратно, совсем лёгким движением, забираются под край одежды. Я отталкиваю жирафа, а желтоглазого нарика дёргаю за собой – этого отпускать нельзя, – и в следующее мгновение выворачиваю руку наместника. Из пальцев падает грязный шприц с мутно-белой жидкостью. Вероятно, то самое снотворное для мутантов. Достали они меня своими штучками! Настолько достали, что я сжимаю горло наместника – мягкая шея проминается под пальцами – и встряхиваю. Не то чтобы эта туша поддаётся, но волна движения по ней проходит, ткань хламиды скользит, и становится ясно, что одежда наместника не цельная, а состоит из нескольких кусков.
Нависнув над креслом, рычу:
– А я – ахуенно злой парень. Ты сидишь тихо, я не разрезаю тебя пополам. Доступно? – в ответ на молчание встряхиваю его сильнее, скалюсь прямо в плаксивую морду: – ДОСТУПНО, УРОД ТЫ ЁБАНЫЙ, ДА ИЛИ НЕТ?!
Грубая серая ткань сползает с плеча наместника, оголяя нарост, – и там оказывается вовсе не горб и даже не опухоль, а ещё одна голова. Не совсем полноценная: у неё нет рта и подбородка, только узкая розовая полоска, обозначающая верхнюю губу, а ниже – бледное мясистое плечо наместника. Тем не менее, веки головы вздрагивают, она открывает глаза – такие же несчастные, как у Илая, их черты очевидно похожи – и смотрит мимо меня расфокусированным взглядом. Фигасе, поворот! Так вот почему наместник такой масштабный: это два тела, сросшиеся близнецы. Как они живы-то до сих пор, с местным уровнем медицины? Угроза разрезать Илая пополам заиграла новыми красками.
Наместник возмущённо повышает тон:
– Ты открыл брата-провидца! Богохульство!
Как будто я специально! Заверните это страшилище обратно в тряпку, делов-то. Вот только местные, по ходу, относятся к этому вопросу серьёзно, потому что желтоглаз дёргается с неожиданной силой и вырывается из захвата, пожертвовав остатками щеки. Нож разрезал её до самого рта, но Исак всё же освободился. Заорав – даже сейчас вряд ли от боли, скорее от злости, – хватает со стола рядом бутылку и со всей силы грохает меня по локтю.
На удар по суставу рука отзывается мерзким дребезжанием судороги. Футболка пропитывается водой и кровью, разлетающейся изо рта парня. Прозрачные осколки бутылки
