– Когда бы ты успела, если я тебе слова сказать не давала со своими причитаниями. Прости меня. Обещаю, что чем бы моя история не закончилась, с этой минуты мы снова будем дружить не только для меня.
Маринка засмеялась.
– Да мне нравится дружить "для тебя". У тебя столько интересного в последнее время. Ой, зая.Такси приехало. Всё, мы с Игорешей целуем тебя. Он мне условие поставил отключить телефон на весь отпуск. Не знаю, смогу ли… Но если что – не теряй. Чмоки, чмоки.
– Правильно, отключи телефон и порелаксируй. Всё будет хорошо. И взрослая девочка и Зоя Никитична тем более. Чмоки, Маринчик, отдыхайте. Игореше привет!
Я отключила телефон и поняла, что иду по практически ночному скверу совсем одна.
Надо же, как быстро стемнело. А, это просто фонарей нет. Сквер новый, ещё не установили освещение. Сто лет я тут не гуляла. На автобусе в основном.
Затылком почувствовала, что за спиной кто-то есть. Шагов чужих, главное, не слышно, а меж тем у меня неприятный такой холодок пробежал по спине…
Вот я трусиха! Вон уже рядом фонари большой улицы, там светло, люди ходят, автомобили ездят. А я жути нагоняю сама на себя.
Решила обернуться, чтобы не шагать по темноте последние метры в нарастающем страхе.
Только собралась повернуть голову, как чья-то рука вынырнула у меня из-за спины и крепко обхватила. Вторая рука влажной тряпкой грубо накрыла мне рот и нос. Дышать было трудно, страх парализовал.
Глава 39Степан
Отвез маму, вернулся домой, лёг спать, проснулся и ...остыл.
Не в том смысле, что переиграл горячее решение, а в том смысле, что почувствовал себя холодным и равнодушным ко всему на свете.
Ничего не хочу. Никаких дружеских общений с какой-то Юлей...Чья бы там она дочь не была.
Зачем?
Зачем мне ещё больше сближаться с дочерью врага, зная, кто она.
Девушка, наверное, не виновата в том, что она дочь Николая. Может быть она даже в полном неведении на мой счёт. Это неважно.
Не. Хо.Чу.
Чёрт, чёрт! Она уже стала мне очень близким человеком, едино-мышленником. И такая засада!
Я со злости запульнул подушку на другой конец комнаты.
– Вселенная, что ты хочешь мне сказать? Галя дура, Юля дочь врага, Олю потерял – что я должен понять из всего этого, а? – я почти заорал на люстру, хотя она вряд ли являлась представителем вселенских сил.
И поделиться не с кем.
Генка в отцовской и прочей эйфории – к нему сейчас лучше не соваться со своими заморочками. Он не поймёт, а мне от этого будет лишь больнее.
Единственный, кто меня бы понял, это та, из-за которой весь взрыв мозга и с которой лучше не углубляться в ещё более близкие отношения.
А-а-а… Нифига я не остыл! Штырит как школьника.
Если бы в моём сердце не было Оли, я бы решил, что влюбился в Юлю и страдаю.
Эта мысль так неожиданно просвистела в моей голове, что я на минуту замер, осматривая её со всех сторон, как пролетающую в замедленной съёмке пулю.
Да не…
Я сам себе сморщил выражение лица под названием "не может быть" и категорично помотал головой. Бред. Юлька друг. Юлька классная виртуальная приятельница по определённой теме. Нас объединяют только её книги.
И её отец. Будь он неладен.
Я уже несколько лет не думал о той истории. После смерти моего отца вообще старался не заглядывать в воспоминания о нём. Больно и бессмысленно.
Не знаю, может быть и стоит услышать версию Николая о случившемся тогда…
Мда...У меня такое чувство, что я предаю отца уже самим фактом того, что допускаю мысль о том, что он мог быть не прав. Зачем мне слушать другого человека, который, конечно, начнёт обелять себя. Отец всё равно уже не сможет ничего опровергнуть. Это как если б меня судили, доказательств никаких, только моё слово против слова другой стороны. А Генка, мой друг, мой братан, вдруг стал бы внимательно слушать моего оппонента и, поглядывая на меня, взвешивать в уме вероятность моей виновности…
Мама, когда мы ещё ругались на тему Николая и отца, как-то сказала мне, что я переписываю свою память: придумываю образ того отца, которого хотел бы помнить, а не того, каким он был. На самом деле, говорила в сердцах мама, отец был достаточно непорядочный человек, и от того что умер, он лучше не стал.
Это был единственный раз в жизни, когда мама позволила себе о ком-то сказать настолько прямолинейно и грубо.
Помню, как меня резанули её слова. От части потому, что были правдой…
Я потом залез в интернет и перечитал пачку статей на тему памяти.
Действительно, наша память это не кладовая, где хранятся на полках разных воспоминания. Наша память это постоянно перезаписывающая сама себя система. Каждый раз вспоминая что-то, мы, на самом деле, вспоминаем предыдущие воспоминания о событии, а не само событие. А вспомнив, автоматически перезаписываем.
Вот поэтому сгущенное молоко из детства вкуснее: воспоминания о нём перезаписываются с акцентом на "вкуснее".
Если человек хочет помнить кого-то хорошим, он каждый раз перезаписывает больше хорошего в воспоминаниях и однажды искренне начинает верить, что этот человек из прошлого был чуть ли не идеальным.
Если в воспоминаниях идёт упор на негатив, то в какой-то момент человек с ужасом осознаёт, что был в отношениях с редкостным подонком.
Это так странно…
И странно, что сейчас я вспомнил об этом.
Такое ощущение, что я как будто ищу лазейку, оправдание, повод, словно хочу дать себе шанс на то, чтобы услышать версию Васюткина. Чтобы он стал лучше в моих глазах. А значит и общение с Юлей не было омрачено историей про предательство моего отца.
Это ужасно…
Ужасно, если бы Генка не поверил моему слову в суде..
Отбросив всех своих тараканов вместе с одеялом, я пошёл в душ.
А затем позвонил ещё двоим заказчикам и взялся за их проекты.
Ничто так не отключает меня от самокопания, как аврал на работе.
***
Мама позвонила на следующее утро.
После обмена приветствиями сразу начала вздыхать.
Я отложил дела и приготовился слушать.
– Мам, ну что случилось. Я же слышу, ты что-то хочешь сказать, – из моей мамы конспиратор никудышный.
– Ты только не ругайся. Это не про Николая, это про его дочку. Помнишь, я тебе книжки её показывала?
– Ну конечно, помню. Это же вот только было. – ещё бы я не помнил. Пытаюсь забыть изо всех сил.
