– Не важно, – бормочу себе в ладонь.
– Ладно. Тогда просто позвони и скажи все, как есть. Про занятия и про театр.
– Не думаю, что он поймет.
Точнее, уверена, что не поймет, а воспримет все это как мою очередную отговорку.
– Да и вообще, не уверена, что хочу с кем-то встречаться.
– Значит, он тебе не нравится?
– Нравится, наверное, – пожимаю плечами.
Целоваться с ним мне точно нравится. Но такое маме не скажешь уж точно.
В кухне появляется папа, и я быстро перевожу тему. В отличие от мамы, он не особо приветливо относится к моим так сказать ухажорам.
Мы сидим на кухне еще около часа, а потом расходимся спать.
Утром меня будит настырно жужжащий под подушкой телефон.
Еле разлепив глаза, пялюсь на номер Азарина.
Да-да, я ему вчера так и не позвонила. На его сообщение «Спокойной ночи» тоже не ответила.
Вздыхаю и подношу телефон к уху.
– Привет, – кошусь на часы. Половина десятого.
– Привет. Короче, я пробежался по афише, там сегодня показывают…
– Прости, – поджимаю губы, – сегодня не выйдет. У меня занятия в универе, перед поступлением. А вечером с родителями идем на балет.
– Завтра…
– Завтра весь день буду сидеть над заданиями, что дают на допподготовке.
Азарин замолкает. Я тоже. Кусаю свои губы и не знаю, что еще говорить. Наверное, уже нечего.
– Хорошо, – Тим со мной соглашается и сразу же сбрасывает звонок.
Еще пару минут лежу с прижатым к уху телефоном. Я все-таки его обидела.
Но так, наверное, и правда будет лучше. Не стоит начинать. Не стоит…
В двенадцать мы с папой едем в универ. Я там провожу практически три часа, после чего заглядываю в отцовскую клинику и уже оттуда возвращаюсь с ним домой.
Мама вовсю прихорашивается к походу на балет, я, не теряя времени, решаю заняться тем же. Но сначала бегло просматриваю все задания, что мне дали. На самом деле не так-то их и много. Все воскресенье их выполнение точно не займет.
Кошусь на телефон, на который больше не упало ни одного сообщения от Тима, и в сотый раз убеждаю себя, что так только лучше.
В половине шестого мы выдвигаемся в театр. А когда подходим к своим местам, первый, кого я там вижу, Азарин. Он о чем-то энергично болтает со своей матерью. Тетя Алёна, заметив нас, взмахивает рукой.
– Вы тоже тут? Вот это совпадение.
Да уж… Действительно, совпадение.
– Алёна? Привет!
Моя мама улыбается и целует Азарину в щеку.
– У нас вот культурный вечер, Тимоша пригласил меня на балет, пока Серёжа в Токио, – касается плеча сына.
Папа пожимает этому проклятому «Тимоше» руку, а все, что могу я, растерянно улыбнуться.
Тим уступает моей маме свое, более удобное для просмотра, место и плюхается в кресло рядом со мной, чем полностью отрезает меня от родителей. Которые, к слову, окончательно включились в разговор с тетей Алёной.
Его наглые пальцы дергают меня за локоть так, чтобы рука упала в проем между кресел и он без труда мог сжать ее в свою лапу, не привлекая дополнительного внимания.
– Ну привет, Ариша.
Теперь просто буквально понимаю выражение – сидеть на пороховой бочке.
Только моя еще и тикает, потому что в нее точно заложили взрывной механизм.
– Я подумал, раз в кино ты не можешь, то будет неплохо сходить на балет, – он лыбится, полностью поворачивая голову в мою сторону.
– Как ты узнал, где мы будем сидеть? – шиплю.
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – разводит ладони в стороны. – Когда есть мозги и деньги, это несложно, – пожимает плечами.
– Скорее, только деньги, – фырчу в ответ.
– Вычислить людей, которые купили места рядом с вами. Связаться с ними и предложить за эти билеты больше их стоимости даже у перекупов. Все только ради тебя, – снова улыбается и сильнее сжимает мою ладонь.
– Ненормальный.
– Ну, ты же была так занята, чтобы пойти со мной в кино, – вальяжно вытягивает ноги под соседнее кресло и дергает вниз галстук, чтобы ослабить.
– Какие жертвы – торчать тут ради меня. Смотри не усни.
– Поверь, у меня найдется очень много других, гораздо более интересных занятий, – играет бровями и поворачивается к родителям. – Может, после в ресторан сходим? – предлагает моему папе, на что тот не думая дает согласие.
– Ну вот, теперь ты в моем полном распоряжении на ближайшие пару часов, – склоняется к моему уху и переходит на шепот.
Свет в зале гаснет. Начинается первый и единственный акт.
Делаю глубокий вдох. Несколько раз пытаюсь вернуть себе свою руку, но все попытки тщетны. Азарин вцепился в меня как бульдог.
Сидит, смотрит на сцену, и даже с таким видом, будто ему действительно интересно.
Прикрываю глаза, а потом изо всех сил пытаюсь уловить суть сюжета, который разыгрывается на сцене. Я уже была на «Кармен-сюита». Но сейчас, смотря на сцену, вообще ничего не понимаю. Хотя и так знаю, что эта история закончится трагично. Погибнуть от рук любящего тебя человека никому не пожелаешь. Возможно, Кармен стоило прислушаться к картам, которые предрекали ей печальный исход жизни, и не отвергать Хозе. Но сердцу ведь не прикажешь.
Кошусь на Тима и не могу сдержать тихий смешок, потому что он сидит с закрытыми глазами, а рука, в которую он сжал мои пальцы, полностью расслабилась. Я на своих нервах, кстати, этого вообще не заметила.
Он реально вырубился. Боже.
Бегло оцениваю обстановку. Папа не большой поклонник балета, когда на сцене нет мамы, поэтому сидит с каменным лицом. Тетя Алёна прижала руки к груди, ну а моя мама водит в воздухе пальцами в такт музыке и движениям балерин.
Дергаю Тима за руку, и он мгновенно открывает глаза.
– Не спи, замерзнешь, – шепчу, стараясь не засмеяться. Потому что он часто моргает и, кажется, вообще не понимает, где находится.
Азарин зевает, игнорируя этикет и то, что неплохо было бы прикрыть рот рукой. Смотрит на смарт-часы. С начала прошло почти полчаса, уже скоро будет развязка.
– Что я пропустил? – упирается в подлокотники и вытягивает шею. Снова зевает, теперь уже в кулак.
Я, засмотревшись на него, делаю то же самое, прикрывая рот ладошкой.
– У меня другой вопрос: на чем ты вырубился?
– Они плясали.
– Если что, они тут все сорок пять минут пляшут.
Тим неопределенно взмахивает рукой, изображая в воздухе непонятные знаки.
