и душат другие народы»; «у Временного Правительства есть сепаратный мир с русскими капиталистами. Долой этот сепаратный мир!»
Вполне открыто Ленин объявляет о размежевании с социалистами, которые имеют в виду существование какого-то там Отечества: «теперь ни один социалист не предложит написать манифест о “защите отечества”», «Социалисты ушли целиком от социализма, – именно те, кто перешел на сторону своего правительства или своих банкиров, своих капиталистов». Следует иметь в союзниках только рабочих других стран.
Ленин продолжает грезить мировой революцией. «Теперь внешнюю политику русской революции вы ведете целиком с капиталистами. А 1905 год показал, какова должна быть внешняя политика русской революции. Этот факт есть тот факт, что после 17 октября 1905 года в Вене и Праге начались массовые уличные волнения и стройка баррикад. После 1905 года наступил 1908 год в Турции, 1909 год в Персии и 1910 год в Китае».
Что касается опасений потери поддержки Англии и Франции, то Ленин говорит, что революционный класс просто откажется признавать долги по отношению к ним. Примером для народов Азии мирной инициативы было бы, как считал Ленин, вывод русской армии из Турции и переброска её на другие фронты. Также следует освободить Армению, которую «Россия душила при царях» и душит теперь. Вот тогда есть шанс встать во главе всех угнетенных классов и народов – в революционной войне, которую большевики ни в коем случае не исключают.
Яркому выступлению Ленина мог противостоять только риторический талант Керенского, который выступил вслед за ним уже с вполне враждебной к большевикам речью – он называл Ленина уже не «товарищ», как было принято на Съезде, а «гражданин». И это означает, что Керенский уже понимал суть большевизма. Поэтому загадкой остается пробольшевистская позиция Керенского после подавления июльского мятежа большевиков и в противодействии выступлению Корнилова в сентябре – когда страну ещё можно было спасти от гражданской войны и террора.
Керенский использует в своей речи цитату из ответного обращения командующего германскими войсками принца Леопольда Баварского [78] в адрес Советов: «Первое предложение мира сделано центральными державами в декабре 1916 года. Центральные державы предложили в скором времени вступить в переговоры о мире, дабы предупредить дальнейшее кровопролитие и прекратить ужасы войны. Протянутая нами рука правительствами держав согласия была отвергнута с насмешкой. Только в это время в России существовало ещё царское правительство. Второе предложение наше – циркулярпрокламация австро-венгерского главнокомандующего. Центральные державы изъявили свою готовность назначить уполномоченных представителей для переговоров о целях войны и о возможности перемирия. В это время царского правительства в России уже не существовало. На его место встал Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. Какой на этот раз был ответ? Россия желает мира без захватов и контрибуций. Но в то же время она не хочет отказаться от договоров с Англией, Францией и Италией». В целом вполне логичное обращение главнокомандующего оказалось по аргументации весьма похожим на призывы Ленина. Но к этому, как замечает Керенский, добавляется ещё и иллюзия: будто бы есть какое-то движение, которому русская демократия может протянуть руку помощи в борьбе против их собственных капиталистов. Он показывает, что большевики неверно оценивают положение в стране: «всякая власть есть отражение соотношений реальных сил в стране. И если реальная сила и действительная власть капитализма в настоящее время была бы в России превалирующей, то этот переворот был бы не в нашу сторону, а в сторону политики Милюкова».
Керенский посмеялся над Лениным, спросив его, почему же он, считая, что в России и в Германии идентичные политические режимы, не остался проповедовать свои взгляды в Германии, через которую имел возможность проехать в Россию? Одновременно Керенский намекал на особые отношения большевиков с немцами.
В альтернативу авантюризму большевиков, готовых ради мировой революции рискнуть Россией, Керенский противопоставлял «продуманный и прочувствованный» путь: «мы хотим этот авангард демократического социалистического движения в Европе закрепить и создать из него реальную международную силу, заставить с нею считаться всех, кто думает, что русская революция есть распад, есть растление и расслабление, есть почва для торжества чужого капитализма»; «всякое ослабление наиболее демократического государства в Европе будет торжеством реакции». А со стороны большевиков «никакого реального плана не предлагается, кроме революционной и социальной авантюры, построенной на предположениях, исключающих из своих оснований всякую ссылку на научный социализм, на доктрину демократии, на опыт и на ту обстановку, которую мы переживаем». Из предположения, что существуют «какие-то огромные массы, которые ждут, когда мы у себя всё раскрошим, когда мы у себя создадим новое царство, которого ещё никто не видел», следует только реализация целей и задач Германии.
Керенский обвиняет Ленина в элементарном невежестве в понимании обстановки на Кавказском фронте, и в том, что станется с Арменией и её народом, если уйдет русская армия. Между тем, Ленин был прекрасно осведомлен в том, что армян ожидает тотальный геноцид, но он не был наивен – он выступал в интересах Турции, союзника Германии. То же самое касается Украины и Финляндии. «Гражданин Ленин сказал: “мы боремся с украинской культурной автономией”. Но мы боремся не с автономией Украины, и украинцы хорошо знают, что в IV Думе, когда фракция большевиков под влиянием гражданина Ленина являлась централистически непримиримой и отрицала в Государственной Думе право на самоопределение, в это время я выступал в Государственной Думе с заявлением, что необходимо дать автономию также и Украине». И всё это Временное правительство имеет в планах, реализации которых в данный момент мешает война: «вся русская демократия, вся армия говорят: во время войны невозможна генеральная перегруппировка воинских сил на принципе национальностей». И невозможно по этой же причине удовлетворить требования социалдемократической финляндской партии, которая требует независимости немедленно.
Здравое понимание условий и задач война сопровождалось у Керенского абсурдной установкой: «демократизировать эту армию сверху донизу, сохраняя в этой демократизированной революционной армии действительную дисциплину». Либо демократизация и крах армии, либо дисциплина – никакого иного варианта просто не существовало никогда и ни в какие времена.
В защиту Ленина выступил Мартов (46), посчитавший, что намек на «запломбированный вагон» относится и к нему. Его ответ: «если мы не остались в Германии, чтобы сеять эти идеи, то не потому, что нам менее дорого распространение этих идей среди германских братьев, чем среди русских братьев». «Наш долг – остаться здесь и делать то дело, которое делают наши товарищи там, в Германии». Интернационалисту в любом месте можно бороться за революцию.
Мартов мстительно объявил, что результаты работу правительства, связанные с достижением мира, «равны нулю». Потому что «согласие союзных правительств пересмотреть договоры не означает никакой
