минуту Снежевалко должна прийти.
И реально, токо мы уселись, стучится и заходит Сашка. А она, короче, всегда опаздывала, тип, привычка у нее такая была или принцип какой. Все это знали: и мы, и учителя.
— Здравствуйте, — говорит Сашка таким голосом, типа, и не опоздала, а вообще раньше положенного пришла.
— Здрасте, здрасте. И почему, Снежевалко, ты на этот раз опоздала?
— Будильник не услышала, — отвечает она убедительно, главное, так.
«Ну да, конечно, — думаю, — во всем всегда будильник у нее виноват». То она его завести забыла, то не услышала, то случайно выключила, то он тихо звенел, то собака телефон уронила. А однажды она вообще сказала, что ей, типа, снилось, как будто она на уроке уже сидит, и поэтому проспала, и в итоге опоздала. Вот так вот. Правда, никто, конечно, в ее байки не верил, и уже очень давно. Но по итогу, ее все равно всегда пускали. Один раз только выгнали, когда она под конец урока, короче, пришла.
— Ладно, садись Снежевалко, в последний раз.
Вот видите. И этот последний раз, каждый раз. А я только щас понял, что на прошлом уроке, она уже сидела, когда мы зашли. Видать, у нее сверхспособность такая была, типа, рано вставать или там сверхпунктуальность какая-нибудь.
Ну вот, значит, усадила Сашка свою жопу на стул, и начался обычный урок билогии. Хотя, как обычный. Из обычного только Димон был, который, как и раньше завалился сразу спать, как только училка начала говорить. А я уже, вроде, говорил, что, типа, на уроках у нас галдеж постоянно стоял и в мобилы многие играли. А щас они все сидели такие потерянные прям и молча на училку смотрели. Только я че- т сомневаюсь, что они там че-то слушали и понимали. Даже Ванька, хохмач этот неумытый, тож сидел, как в воду опущенный.
— Так, ладно, — сказала училка, главное, как-то очень грустно, типа, ей вообще здесь находится и не хочется. — Откройте десятый параграф и выпишите названия костей верхних и нижних конечностей. Мда, и еще несколько костей зарисуйте.
Как она это сказала, так по классу вздох прошел, да и сама училка тож села и вздохнула громко. Ну и вот, все, значит, полезли за учебниками, за тетрадками, и медленно так стали их листать, и еще медление писать.
И тут, короче, Стас, ко мне поворачивается и ручку опять просит. «Ну, — думаю, — щас его в угол опять загонят». А нет, училки вообще плевать было. Она сидела и че-то там писала у себя в журнале. Ну я и дал ему две ручки. А че такого? Про запас, так сказать. Мне и не жалко.
Я, вообще, значит, чет на подъеме был. Аж сам себе удивлялся. Все эту муть написал, нарисовал и прочитал даже еще. Раньше всех закончил, в общем, и начал на этих дохлых селедок смотреть, да и в носу ковырятся.
Ну вот, прошло там сколько-то минут.
— Так, все, хватить писать, — говорит карга эта, — Кто мне назовет кости верхней конечности?
Никто. Даж Ларик с Катькой руки не подняли. Прикиньте? Вообще, ноль рук. И тишина такая гробовая стоит, только писка сверчков и не хватает.
— Понятно, — говорит училка, естественно, недовольно совсем. Наверное, она, тип, подумала, что и так все из рук вон плохо, а теперь еще самой выбирать, кого спрашивать. И она опять вздохнула глубоко так, что даже, наверное, мяч футбольный можно таким вздохом накачать за один присест. — Тогда отвечать будет Миронская.
И тут я думаю с наслаждением: «Вот она справедливость-то. Час расплаты настал».
Танька встает такая, на панике вся, и по сторонам зыркает, и на соседку свою — Натаху. А той, типа, вообще, наплевать на всё. Она сидит и куда-то вдаль смотрит. Может, на доску залипла. И тут, значит, ко мне она свою бошку поварачивает, а я тож на нее смотрю и улыбаюсь по- хитрому так.
— Жень, пс, пс, Жень, — псыкает она мне и рученками своими дергает.
— Да, Тань, чего тебе? — говорю я и еще шире улыбаюсь.
— Помоги, плиз.
Прикиньте, да. Она, значит, фыркала на меня и башню свою воротила, а я ей помогай. Наглая какая. Ну и я хотел ей той же монетой отплатить. Но, тут, короче, подумал: "Че я уподобляться-то буду". Ну и подсказал её всё, что смог.
— Ладно, Миронская. Четыре. Неси дневник, — сказала ей училка.
Она пошла, короче, дневник этот свой относить, а когда возвращалась, то быстро так положила мне свою клешню на мою, типа, поблагодарила. Одноклассница все-таки, как-никак. С первого класса мы с ней лямку вместе тяним.
— Так, а теперь, кто назовет кости нижней конечности? — сказала она и сразу быстро добавила: «Колбаскин».
Вот так вот! Представляете себе. А, может, ответить кто-то хотел, а она сразу меня, значит, спрашивает. Коза такая.
Ну я и встал, нехотя так.
— А почему я опять? Вон же сколько рук. Может, их спросите, — говорю я, как обычно. Фишка у меня такая.
— Ага, подсказывать меньше надо, — сказала она и даж, вроде, заулыбалась по-хитрому.
— Ладно. Надо назвать кости нижней конечности?
— Да.
— Ну, значит, к костям нижней…
И тут, короче, Димон проснулся и начал мне с учебника все подряд читать. А я ему рукой махнул, тип, не надо, сам справлюсь. Я ж как бы вчера дома читал это и сейчас еще. Ну, я назвал ей все кости эти, которые запомнил, а она сидит и зырить на меня удивленно. Видит, что я сам отвечаю.
— Вот, больше я не помню, — закончил я.
— Да, — говорит училка довольно так, — я же тебе говорила, Колбаскин, что потенциал у тебя есть. Молодец. Пятерка тебе сегодня. Неси дневник.
Беру я портфель, значит. Ковыряюсь там. По всем отделам ищу, а дневника нет. Нигде его не было, как я не старался найти.
— Надежда Александровна, — говорю ей, — я дневник забыл.
— А, ну ладно. Ничего, Колбаскин. Потом принесешь.
Ну нормально это вообще, да? Значит, когда двойку ставить, то давайка телепортнись по-быстрому, а когда пятерка — и так сойдет, потом поставишь, а можешь и вообще не ставить.
«Ай, ладно, — подумал я, — ничем меня сегодня не огорчишь».
Вот так вот, короче, всё у меня и получилось. В принципе, даж и рассказывать, что было дальше, не имеет никагого смысла. Все остальные уроки тож прошли неплохо. Мне, типа, даже чуть-чуть нравилось на них сидеть. По истории я четверку получил, по алгебре тройку, по русскому четверку, а по английскому опять тройку. Ну а че? Я ж не собирался ботаном каким-то становится. Просто решил, что буду учится