— Да, пожалуй, — кивнул Энди.
Они остановились на Седьмой авеню посмотреть на мужчин, женщин и детей, которые помогали муниципальным техникам раскопать заваленный снегом содеразбрасыватель. Чуть дальше другая группа людей то же самое делала с чем-то громадным и оранжевым.
Вместе с другими пионерами новоявленной тундры они вышли в район Сентрал-парк-саут, то и дело поддерживая друг друга, — снеговой покров толщиной в двадцать четыре дюйма еще не успели утоптать.
Розмари была полностью экипирована а 1а Гарбо: новые большие солнцезащитные очки, шарф на шее, шляпа с широкими вислыми полями, пальто от «Ниночки» — возможно, с плеча русского полковника. Впрочем, она уже почти «созрела», чтобы подарить пальто коридорному.
Энди не изменил своему пристрастию к простым нарядам: лыжные очки и громадный значок «Я люблю Энди» мгновенно превратили его в одного из безликих горожан, подражателей Энди, коих на планете легионы. Пожалуй, на одного из лучших.
К ним подошел полицейский в темных очках и поднял большой палец в кожаной перчатке.
— Эй, Энди! — ухмыльнулся он. — Класс! Здорово похож!
Энди и Розмари улыбнулись ему. Энди сказал:
— Спасибо, люблю тебя. — И они пошли дальше.
— Еще и голос! — вскричал полицейский. — Скажи еще что-нибудь!
— Да пошел ты!
Полицейский рассмеялся и помахал рукой. Розмари пихнула сына локтем:
— Энди!
— Часть маскировки, — объяснил он. — Разве Энди ответил бы так? Никогда!
— О-о!
— Скажи «дерьмо» — поможет.
— Дерьмо!
Они рассмеялись и по утоптанной тропинке повернули направо и прошли на Шестую авеню. Здесь, насколько охватывал глаз, земля была отвоевана — белая тундра испещрена человеческими силуэтами и окаймлена шеренгами иглу в форме автомобилей.
— А когда отказались от «Авеню оф Америкас»? — спросила Розмари, глядя на табличку с названием улицы.
— Официально — всего лишь несколько месяцев назад, — ответил Энди. Она улыбнулась:
— Хатч говорил, что кто-нибудь однажды сосчитает буквы.
Это имя вызвало недоумение.
Пришлось рассказать о Хатче — ее друге, которого убила секта Романа.
Держась за руки в перчатках, они шли по Шестой авеню, будто оказавшейся на Северном полюсе, и водили по сторонам очками — антеннами локаторов. Пройдя авеню до середины, увидели, как несколько человек разгребают снег вокруг стоящего под углом к тротуару лимузина с окнами, залепленными не целиком.
Энди бросился на помощь, Розмари следом. Когда нашли и отворили незапертую дверцу, выяснилось, что в машине никого нет.
Они помахали на прощанье спасателям-добровольцам и пошли дальше, отряхивая снег с одежды.
На Западной Пятьдесят первой они прошли мимо неоновой вывески мюзик-холла «Радио-Сити».
— Когда у тебя следующее выступление в прямом эфире? — спросила Розмари. — Жду не дождусь.
Энди перевел дух — из ноздрей вырвались струйки белого пара.
— Думаю, я больше не буду выступать. Во всяком случае, пока.
— Почему? Ведь это очень действенно! Знаешь, мне тут одна женщина, воспитательница из яслей, о тебе рассказывала. Говорит, когда увидала тебя, испытала настоящий религиозный экстаз.
Отведя от нее взор, он произнес:
— Не знаю, но у меня такое чувство, что после Зажжения мне надо будет ненадолго от всего этого отойти. Все обдумать и решить, как быть дальше.
— Я тут немного поразмыслила о презентации ток-шоу, — сказала она. — И решила просто войти и сказать: а вот и я, мама Энди, прошу любить и жаловать. Есть отличное название — ты его подсказал: «Свежий взгляд». Правда, здорово? В самый раз для программы, которая сравнивает день сегодняшний и день вчерашний.
— Ага, здорово, — кивнул Энди.
— Я хочу поднимать серьезные темы, например, стоит ли нам говорить на языке террористов. И не столь серьезные, такие, как роликовые коньки с колесами в один ряд, — и приглашать людей, так или иначе связанных с темой.
— Не забудь, что мы собираемся ненадолго уехать. Розмари выдохнула длинную струю белого пара.
— Нет, — сказала она. — Нет, по-моему, это не самая лучшая идея. Сейчас не время.
Энди выпустил воздух из легких, поджал губы. Держась за, руки, мать и сын шли по тротуару. Свернули направо, на Рокфеллер-плаза, — и застыли на месте.
— Ух ты! — Энди поднял свободную руку. Розмари присвистнула.
Они приблизились к высоченному конусу разноцветных огней. Розмари сказала:
— Знаешь, что сразу замечает свежий взгляд? Чрезмерность! Обычно рождественская елка — это дерево, на котором висят украшения, а не просто огромный конус из огней и елочных игрушек. А тут, наверно, внутри пенополистирол.
— Вообще-то в прошлом году ее укоротили, — признался Энди. — Люди стали жаловаться.
Они приблизились — по почти чистому асфальту, в людской толпе, между валами передвинутого бульдозерами снега. Найдя местечко, с которого были хорошо видны и елка, и каток с фигуристами перед нею, Розмари сказала:
— Впрочем, что касается блеска… Энди кивнул, глядя на елку. Розмари посмотрела на сына, на огни, блистающие на его очках, на щеки и бородку.
— Поздоровайся с Энди, — потребовал остановившийся перед ними мужчина, держа мальчика лет семи за ручонку в варежке. Мальчик, глядя на Энди, застенчиво покусывал вторую рукавицу. Мужчина подмигнул.
— Будь лапушкой, — сказала Розмари. Энди нагнулся, улыбнулся мальчику, снял очки и сказал:
— Привет.
Мальчик опустил варежку до подбородка.
— А ты настоящий Энди?
— Если со всей прямотой, — ответил Энди, — то я сейчас не уверен. А ты кто?
— Джеймс.
— Здорово, Джеймс. — Энди протянул ему руку в перчатке.
Мальчик пожал ее рукой в рукавичке.
— Здорово…
— Правда, здорово, когда столько снега? — спросил Энди.
— Ага, — кивнул Джеймс. — Мы будем лепить снеговика.
Энди хлопнул его по плечу и улыбнулся.
— Не скучай, Джимбо. — И встал. — Славный малыш, — сказал он мужчине, надевая очки. Мужчина ткнул его пальцем в грудь:
— Ты в десять раз больше похож на Энди, чем тот парень из мини-сериалов. И голос у тебя больше похож, чем у него.
— Годы тренировок, — скромно произнес Энди. Розмари потеребила его за рукав.
— Счастливого Рождества, — сказал мужчина. Кивнув и ей, он потащил Джеймса к елке.
— Счастливого Рождества, — сказала Розмари. Энди помахал рукой. Джеймс помахал в ответ.
