Весна 1230 года от Рождества Христова начиналась тревожно. Конца ненастью пока не наблюдалась. Третьего мая на Русской равнине случилось крайне редкое здесь явление – сильное землетрясение. Подземные толчки и колебания земной поверхности наблюдались в Киеве, Переяславле, Владимире и Новгороде. В Киево-Печерской лавре церковь святой Богородицы распалась на четыре части. Одновременно рухнула трапезная, где были приготовлены на обед яства и питие. В Переяславле церковь святого Михаила распалась тоже на две части. Через несколько дней после этого землетрясения наблюдалось полное солнечное затмение, погрузившее землю во мрак.
– Худой знак, – толковали старые люди. – Жди теперь беды!
Почти вся Европа в этом году была охвачена ненастьем. Всюду стоял сильный холод и шли непрерывные дожди со снегом. На Руси они шли с марта и аж до конца июля. Великий голод на ее огромных, северных территориях продолжался.
В Андреевском в этом отношении было гораздо спокойнее. Уверенности в преодолении нынешнего лихолетья придавали солидные запасы продовольствия и сильная воинская рать. Помимо защиты и спасения своих людей, помощь из него шла в Торопецкое, Смоленское и Полоцкое княжества. Отправляли продовольствие в земли карелы и в другие новгородские пятины.
– Осталось продержаться год, последний год затяжного ненастья, и потом будет легче, – подбадривал своих людей Сотник. – Свадьбы и торжества мы не отменяем! Жизнь продолжается и должна идти своим чередом!
Двадцатого апреля на Пасху настоятель Георгиевского поместного храма отец Кирилл провел христианский обряд приобщения в число верующих и наречения личного имени сразу для нескольких десятков человек. Помимо детишек крещение по православному обряду принимали и десяток эстов из вирумской дружины, несколько карелов и приплывшая с хлебным караваном из Булгарии девица Рина.
В этот день, как по заказу, небо над усадьбой прояснилось и по-весеннему жарко грело солнце. Длинные праздничные столы были накрыты прямо на большой поляне у пристани, на притоптанном и оплывшем от весеннего тепла снегу. Все друг с другом христосовались, а новокрещенные Иваны, Павлы, Федоры, Марьи и Татьяны принимали от родни и земляков особые поздравления.
– Ириночка, какая же ты у нас красивая! – умилялись сестры-близняшки, обнимая нарядную Рину. – А как тебе твой белый полушубок с его собольим воротником и с меховой оторочкой идет! Словно бы у княгини на солнце этот богатый мех искрится. Вот это подарок так подарок от жениха! А какая лента на косе у тебя багряная! Так и горит она, словно бы заря алая на глазах! Эх, через неделю всего наша девонька ту свою длинную косу расплетет и тогда мужней женой станет!
– Иди, иди к нему, ишь он как на тебя смотрит! – подтолкнула засмущавшуюся Рину Елизавета. – Прямо глаз ведь не отрывает! Словно вяхирь на свою голубицу глядит. – И близняшки, переглянувшись, весело рассмеялись.
– Пошли, милая, под ручку, теперь-то уже можно и от людей нам не прятаться. Все ведь и так вокруг знают, что ты моя невеста! – Высокий, светло-русый, молодой и статный мужчина подставил свой локоть стройной, смуглой, с алым румянцем смущения на лице девице.
– Какая пара хорошая! – вздыхали поместные бабы. – Помогай им Бог! А детишки у них какие красивые будут!
Двадцать седьмого апреля, в первое воскресенье после Пасхи, называвшейся в народе Красной горкой, в Андреевском играли сразу несколько свадеб. Издревле считалось, что в этот день создаются самые крепкие и счастливые семьи, поэтому желающих обвенчаться было особенно много. Целых десять пар стояли в поместном храме «под венцом».
– Венчается раб Божий Фрол, рабе Божией Емилией, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь.
– Венчается раб Божий Иван, рабе Божией Ирины, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь.
– Венчается раб Божий Павел, рабе Божией Анастасии, во имя Отца, и Сына, и святаго Духа, аминь…
Каждая из десяти пар новобрачных получила помимо многочисленных подарков от гостей еще и по избе-пятистенке с большой печью и двумя большими застекленными окнами.
Вступление в брак из традиций седой древности оформлялось на Руси специальным свадебным обрядом. Проходил он всегда с большими затеями и, длясь довольно долго, делился на несколько составляющих. Здесь предполагался целый комплекс особых по своей роли и по значимости мероприятий, следовавших друг за другом в строго определенном порядке. Было в нем и сватовство со смотринами, и рукобитие, или же помолвка, и девичник с мальчишником. Потом обыгрывали непременный свадебный выезд (поезд) и веселый обряд свадебного выкупа невесты. Ну а завершало уже все это венчание. Потом гостей звали на обильный свадебный пир.
В поместье не было того домостройного, патриархального общества, присущего всем другим поселениям этого времени. Люди в нем были собраны со многих прилегающих к Новгороду княжеств и даже из дальних заморских земель. У многих здесь не было родителей, и они так же не были связаны между собой родственными, общинными отношениями. Да и время нынче было весьма непростое. Поэтому свадебные церемонии у пяти пар из «бригадных» были упрощены до предела. Только три крестьянские, с самых дальних хуторов поместья, проводили их по старинке, да, впрочем, тоже не так уж и пышно.
– Чего ты, Маратка, так смотришь? – Митяй подтолкнул друга плечом. – Небось, представляешь уже, как Акулинку свою под венец поведешь? Вот так же, как и Лютень с Риной, будете с крыльца гордыми павами вышагивать?
– Кто бы говорил! – хмыкнул берендей. – Сами с Ладиславой вот так же рядом и пойдете. В один день с вами венчаться мы будем. Батя на следующий год всю дальнюю родню собирает. Нечего, говорит, с этим делом тянуть. Дескать, хватит уже мне и одного сына-пустоцвета.
– Тише вы, балаболы! – Стоявший впереди командир пластунской сотни, дядька Севастьян, обернувшись, строго взглянул на парней, и они прикусили языки. А в это время по ступенькам храма под звуки колокольного звона спускались обвенчанные пары. Первыми шли Лютень с Риной, а сразу же за ними Фрол с Эммой.
* * *
Месяц май проскочил в заботах и суете. Хоть и стояла на улице непогода, однако лежать на печи или томиться от безделья в Андреевском было непозволительно. Занятие находилось здесь всем и всегда. Перебиралось и подсушивалось зерно в амбарах, чинились здания, работали вовсю ремесленные мастерские, артели, мануфактуры, заводики и всевозможные производства. Ратные десятки и сотни отрабатывали между собой боевое слаживание, а школьные курсы готовились к переводной и выпускной проверке.
– Давай, братка, вот тут, вот еще подшей. Петюнь, а вы оглобли с Оськой подправьте, – подкидывал работу своим друзьям в обозном сарае Митяй. – Никуда не денется от нас Невзорович. Теперь-то уж примет он у нас все зимнее. А потом мы и за летнее возьмемся. И как давеча, с Игнаткиных повозок ладить начнем.
Третий день уже шла передача зимнего обозного имущества его старшине. Дядька Ждан был строг и неподкупен:
– Пока все до самого малого хомутка на своей упряжи не поправите, никаких переводов вам от меня не будет! Вот так и останетесь до самых зимних снегов за ремонтных мастеровых в моей команде трудиться!
