Кто ходит по-тигриному,
тот быстро умирает.
1
Сулейменов курил невзатяг. Просто набирал в рот дым, немного держал и выпускал, щуря глаза, посматривая на Павла, – заценил, нет? Павел выжидал, не торопился раскрывать все карты. Пускай пацан думает, что кроме него есть и другие варианты, хотя других вариантов не было. Пятнадцатилетний Сулейменов – последняя Павлова надежда.
Два года назад, когда они познакомились, Сулейменов еще ждал папку с зоны. Рассказывал, как тот придет и «всем покажет», заберет Сулейменова обратно в Нур-Султан. А потом умер его папка. Убили сокамерники, как поведали Павлу воспиталки, говоря тихо, чтобы не дай бог никто не передал. Но кто-то все-таки сболтнул.
Павел однажды зашел в группу, приволок заказанные подушки, – а Сулейменов стоял на подоконнике, между горшков с цветами. Окно было открыто. Он испуганно обернулся на Павла, готовый сигануть. Павел застыл на пороге с сумками в руках. «С такой высоты насмерть не разобьешься, – сообщил, стараясь не выдавать охватившего его ужаса. – А вот ноги переломаешь или позвоночник. Всю жизнь по интернатам проваляешься, будут раз в неделю жопу мыть. Или в психушку отправят. Хочешь так?»
Сулейменов не хотел. Слез с подоконника, привалился к батарее и разревелся, размазывая сопли по щекам.
Павел о попытке самоубийства не рассказал, хотя, наверно, стоило. Он собрал нужные справки, прошел какие-то идиотские курсы в волонтерской организации, как обязывали, и записался в наставники Сулейменова. Приезжал раз в месяц на целый день, держался всегда под камерами, как будто сам себе не доверял, и с территории не увозил, как бы Сулейменов ни просил. Детский дом был новый, с хорошим ремонтом, персонал вроде нормальный, но жалко было пацана: хорохорился, пыжился, а на деле – испуганный ребенок. Потерянный.
Когда Сулейменов докурил, Павел спросил:
– Знаешь Краснова? Мужика из «Добродела».
– А я думаю, чего ты раньше времени приехал. – Сулейменов глянул на Павла с интересом. – Тебе зачем?
– Затем. Надо. Он забирал кого-нибудь на прогулку или выходные?
Сулейменов задумался:
– Пару чувачков. Клюева из пятой. Он типа его наставник.
Вот оно. Павел склонился ближе:
– Что за Клюев? Он здесь сейчас?
– Да, наверное. Он в первую смену учится, должен был прийти. Придурок еще тот.
– Позови его. Я полтинник дам.
– Сотню, – тут же нашелся Сулейменов, и Павел, для вида вздохнув, согласился. Показал заготовленную сотню юаней, свернутую трубочкой, но в руки не дал.
– Когда Клюев придет, тогда отдам.
– Кинешь же, – снова сощурился хитрый Сулейменов.
– Обижаешь. Я тебя кидал хоть раз?
Сулейменов оценил Павла, коротко кивнул и вразвалочку вернулся в корпус.
Этот детдом был в списке опекаемых на сайте «Добродела», единственный из перечисленных, где Павел мог хоть что-то выяснить. Нет, конечно, он разнюхивал и в других местах, но, как и ожидалось, там ему никто ничего не говорил.
И как только они с Красновым не пересекались до сих пор? Какая невидимая сила их разводила все эти годы? Список-то был огромный. Фонд Краснова колесил по всему Подмосковью, имел договоренности со всеми начальниками – наверное, помог папа-депутат. «Добродел» собирал большие суммы на ярмарках в моллах, с помощью блогеров, актеров и музыкальных звезд, и деньги, даже часть их, не выводил, всё пускал в дело. Или, по крайней мере, Павел не отыскал следов. Но что-то Краснов должен был оставить, какой-то косяк, он же не мог всё предусмотреть.
Минут двадцать Павел ходил у ворот. Расстегивал куртку и щурился, когда выглядывало солнце, кутался, когда оно пряталось за тучи и налетал пронизывающий ветер, – не конец мая, а чертов ледниковый период. Он чистил ботинки о плотный нестареющий газон на обочине, смотрел на шоссе, которое лежало широкой взлетной полосой у подножия холма. Всё время казалось, что оттуда вот-вот свернет похожий на катафалк внедорожник, взберется по извилистой грунтовке к детдомовским воротам. К встрече с Красновым Павел не был готов, он потел от одной лишь мысли, что его узна́ют. Гадкая, непростительная трусость, но поделать с собой он ничего не мог.
Павел уже отчаялся дождаться хоть кого-то, проклиная Сулейменова, который наверняка забыл о поручении, – как из дверей корпуса вышел подросток. Он был в оранжевом бомбере и узких штанах, чернявый, с печальными восточными глазами. Кадык сильно выпирал из тощей шеи, татуировка на ключицах в расстегнутом вороте рубашки – виднелись части иероглифов и завитки узора.
Клюев подошел к воротам, держа руки в карманах, и покосился на камеру, прикрученную к фонарю.
– Палевное место, получше нельзя было найти? – хрипло спросил. Кадык прыгнул поплавком.
– А чего прятаться? – парировал Павел. – Нам скрывать нечего.
Он протянул Клюеву початую пачку, и тот взял сразу четыре сигареты. Три сунул в нагрудный карман куртки, четвертую прикурил. По-девичьи повел плечом, оценивая Павла краем глаза.
