Книга Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко

Ардашев появился вместе со своим помощником через полчаса. Поблагодарив капитана и инспектора за приглашение, он сел на корточки и с помощью складной цейсовской лупы принялся изучать раны на руках покойника.

— Ваш? — осведомился капитан.

Клим Пантелеевич протянул контрразведчику фотокарточку.

— Это поручик Вячеслав Сергеевич Бараевский. Истребитель. Лётный инструктор.

— Вы его искали?

— Да. Он пропал после взрыва в Хебе. Вероятнее всего бомбу он и пронёс.

— Вопрос в том, кто ему её передал?

— Надеюсь, установить это в ближайшие дни.

— Вы помните наш уговор?

— Не волнуйтесь, капитан. Всё произойдёт ровно, как я обещал.

— Получается, поручика замучила совесть, и он покончил жизнь самоубийством?

— Простите, но самоубийством здесь и не пахнет. Чистой воды умерщвление.

— То есть как? — врач подскочил со стула.

— Вот это вы нафантазировали, господин частный детектив! — возмутился Яновиц. — Орудие убийства на месте. Следов присутствия второго человека нет. Дверь была замкнута. Самоубийство в закрытой изнутри квартире.

— А он прав! Какие у вас имеются доказательства? — кивая головой, вопросил капитан.

— Господа, а позволите, прежде чем я отвечу, взглянуть на ключ? — поинтересовался Ардашев.

— Какой ключ? — не понял инспектор.

— Ключ от этой квартиры. — уточнил Клим Пантелеевич.

— Кстати, да. А где ключ? — озадачился Гампл. — Вы мне его не показывали.

— Так это, — пожал плечами Яновиц, — не могу знать.

— То есть как? — нахмурился капитан.

— Когда мы приехали, дверь уже была выломана. Привратник ожидал нас. А про ключ я и не спросил. Сейчас выясню.

Полицейский вышел, но вскоре появился вновь.

— Нет, в дверях никакого ключа не было. У привратника тоже. В одежде покойного тоже ничего нет. Я лично обыскивал.

— Стало быть, господа, квартира была закрыта снаружи, а не изнутри, так? — спросил Ардашев.

— Получается так, — неуверенно согласился Яновиц. — Но покойник мог выбросить ключ в окно или форточку.

— Согласен, — парировал Клим Пантелеевич и достал коробочку монпансье. — А окна и форточки были закрыты, когда вы вошли?

— Окна заклеены бумагой. Зима-с, — пришёл на выручку бывшему начальнику Войта.

— А форточки, как я вижу, открываются свободно. И, если покойник перед смертью решил выбросить ключ на улицу, то нам его уже не найти. Второй день идёт снег, — зло вымолвил Гампл.

— Но зачем ему выкидывать ключ в форточку? — полицейский удивлённо потёр лоб.

— С таким же успехом он мог опустить его и в унитаз, — вздохнул Войта.

— Но для чего? — удивлённо покачал головой доктор.

— И это главный вопрос! — улыбнулся Клим Пантелеевич.

— Если человек решил покончить с собой, согласитесь, он не будет думать о ключе, — капитан вновь полез за сигаретой.

— Но испариться ключ тоже не мог, — заключил судебный медик.

— Выходит, здесь был ещё кто-то? И этот «кто-то» и замкнул квартиру? Но зачем? — вопросил инспектор.

— Вероятно, он не хотел, чтобы соседи снизу сюда так быстро добрались, — предположил Войта.

— Браво, Вацлав, браво! — Клим Пантелеевич захлопал в ладоши.

— Послушайте, господин Ардашев, — недовольно проворчал инспектор, зажигая потухшую трубку, — если у вас и имеется какая-либо гипотеза, то поделитесь ею. А то складывается ощущение, что вы над нами потешаетесь.

— Извольте. Поручик был убит. Способ убийства вы видите.

— Какие доказательства? — спросил доктор, нахохлившись, точно старый воробей перед дождём.

— Когда самоубийца сам вскрывает себе вены, то раны должны идти слева направо и справа налево на каждой руке. Изменение глубины надреза указывает на направление движения лезвия. Но в нашем случае видно, что оба надреза идут справа налево. Это означает, что надрезы сделал кто-то другой.

— Я не видел, чтобы вы измеряли глубину ран, — с сомнением вымолвил врач.

— А это и так понятно. Глубина значительная. Повреждены не только вены, но и мышцы. Так бывает, если вены режет посторонний человек. Самоубийца же это делает осторожно. Он боится причинить себе много вреда.

— То есть, по-вашему, получается, что поручик позволил кому-то вскрыть себе вены, лёг в ванну, курил при этом и отправился к праотцам? А его палач оставил нож и ушёл, не забыв запереть дверь? — хохотнул инспектор.

— Помилуйте, инспектор, этот нож не может быть орудием данного убийства. Здесь использовалась опасная бритва. Причём та же, что и во время пыток пана Плечки. Её преступник опять забрал с собой.

— Откуда вы это взяли? — недовольно пробубнил доктор.

— Об этом говорит характер повреждений. Кожа на краях ран слегка завёрнута вверх, будто рассечена. Разрезы очень тонкие.

— Однако вы не ответили на мой вопрос, — не унимался инспектор. — Покойный вполне крепкий мужчина и он мог дать отпор любому, кто попытался бы разрезать ему вены. Но на теле покойного я не обнаружил следов борьбы.

— Да-да! — потирая ладони от удовольствия, вмешался судебный медик. — И, если вы хотите сказать, что, мол, убийца сначала отравил жертву, а потом перенёс в ванну и вскрыл вены — это будет ошибкой, поскольку после остановки сердца в результате наступления смерти от принятия яда крови вытекло бы гораздо меньше, чем здесь. Сердце — это насос. Но он бы уже перестал качать кровь и остановился. А тут вытекло литра три, не меньше. Поэтому, пан Ардашев, спешу заметить: вариант первоначального отравления жертвы с последующим вскрытием вен не пройдёт!

Клим Пантелеевич покрутил в руке коробочку монпансье и, убрав назад, ответил:

— Вы правы. Убийца, судя по всему, неплохо разбирается не только в искусстве изготовления бомб, но и основах медицины. Для того, чтобы убедить нас в самоубийстве, он успел подсыпать в стакан жертвы снотворное, а не яд. Возможно, даже дважды. И потому после вскрытия трупа обнаружить его не удастся, так как лекарство растворилось в большом количестве водки, которую преступник, по всем вероятиям, залил поручику насильно уже после того, как он отключился. Это сильнодействующий препарат. Возможно, веронал.

— Потом он оттащил спящего в ванну, набрал воды, перерезал вены, бросил окурок жертвы рядом с ванной, забрал свой стакан, замкнул квартиру и вышел, — предположил инспектор.