– Отвезем Виктора, потом тебя, – объяснил мне немногословно.
– А я все голову ломала, – проговорила я, выруливая со стоянки и обращаясь к парню, – как ты, Витя, до дома добираешься.
– Да, меня всегда Александр Аркадьевич привозит и увозит, – улыбнулся тот. – И коляску, кстати, тоже он мне отдал – свою. Иначе я бы до сих пор в четырех стенах гнил в ожидании, когда обо мне социальные службы вспомнят.
Витя говорил легко, даже с улыбкой, и смотрел на моего инструктора влюбленными глазами. Теперь я понимала – почему.
Казанцев, когда Витя заговорил о том, что коляска раньше принадлежала ему, напряг плечи, обернулся, видимо, желая попросить парня замолчать. И без того опущенный уголок рта Александра Аркадьевича пополз вниз. Он это почувствовал, потер щеку ладонью. В глазах его вспыхнула злость – та самая, которую увидела в нем в первую встречу. Только теперь я сообразила, что злится он не на меня – на жизнь, на травму, на людей, не имеющих сил разглядеть за шрамами – человека.
А еще… еще вдруг поняла, какая сила духа кроется в этом мужчине, сумевшем встать на ноги, снова начать ходить…
– Вы… прости, ты... Ты, Александр, не должен стесняться того, что помогаешь Виктору. Это ведь нормально и правильно.
– На кольцевую едем, – мужчина дал понять, что не желает обсуждать тему собственного благородства. Я не стала настаивать.
18. Казанцев В среду – в день, когда Лисицына не явилась на очередное занятие, кое-как спустившись пешком с восьмого этажа, на котором жила Полина, я вычислил окна ее квартиры и до двух часов ночи просидел в машине, внимательно глядя на каждого, кто входил в подъезд и периодически поглядывая, не появится ли свет в одном из нужных мне окон.
В четверг, чувствуя себя маньяком, преследующим ни о чем не подозревающую жертву, вечером после работы снова приехал к дому Полины и снова до двух часов ночи не мог заставить себя убраться прочь.
Не знаю, что бы я сделал, если бы зажегся свет в одном из ее окон. Сумел бы развернуться и уехать, или не выдержал бы, рванул наверх, наплевав на сломанный лифт, больную ногу и вопиющую бестактность такого поведения… Но окна оставались темными.
В пятницу ближе к полудню мы пересеклись с Галкиным – у обоих было около получаса до начала занятия с очередным учеником. Жора окинул меня пристальным изучающим взглядом и поставил диагноз:
– Выглядишь херово, Саня.
– Спасибо на добром слове, – съязвил я.
– Послушай, перестань уже так изводиться. Явится твоя Лисицына, никуда не денется. Если бы с ней что-то произошло, нас бы уже поставили в известность.
– Кто?
– Да хотя бы кто-то из тех, кто ее на занятия подвозил. – Это был если не удар ниже пояса, то, как минимум, болезненный укол: Георгий напомнил мне, что у Лисицыной есть другая жизнь и близкие люди.
Я до сих пор гадал: один поклонник ее на разных машинах привозит, или она разных парней чередует по дням недели?
– А если им не до нас? Почему звонки на ее номер остаются не отвеченными? – возразил я, хотя понимал, что телефон – довод слабый.
Жорику это тоже было известно:
– Не тупи, друг. Телефон может быть на беззвучном, может лежать в кармане или в сумке, где его никто не видит и не слышит. Да мало ли что еще! Интересно, сколько раз за вчерашний день ты набирал ее номер?
– Четырежды.
– Всего-то? – Не поверил друг. – Растешь над собой, Казанцев!
– Жора, давай оставим эту тему, пока не поругались. Мне не до веселья. – Я попытался притормозить Галкина, но его уже несло – как всегда, когда дело касалось того, что кто-то переживает из-за отношений с женщинами.
– Да что ты паришься, Саня? – Ну вот, как я и думал. Сейчас мне прочтут лекцию на тему «как не стать подкаблучником». – Много чести твоей Лисицыной – так переживать из-за нее. Ни одна баба не стоит того, чтобы страдать! И вообще, все они одним миром мазаны, ты с твоим разводом – прямое тому доказательство!
– Да мне пофиг, какая она, Галкин! – Я сам был о Лисицыной не слишком высокого мнения, но, когда гадости о ней начал говорить партнер – у меня кулаки зачесались от желания начистить ему табло. – Я. Просто. Хочу. Знать, что у нее все хорошо!
– Все-все! – Георгий добился того, что я сорвался на рык, и пошел на попятную. – Живи, как знаешь, я тебе не советчик. Главное, не спугни девицу – она мне еще нужна, даже если пошлет тебя с твоими «тараканами».
– Кто сказал, что пошлет? – Слова Галкина сильно задели за живое, наверное, потому что в глубине души я боялся как раз того, о чем он говорил.
– Да я тебе говорю! Если перестанешь отгонять меня от своей ученицы, я тебе быстро докажу, что она скорее на меня поведется. Просто окучивать каждую нужно по-особенному, с огоньком и с выдумкой!
– А если не получится «окучить»?
– Не получится – женюсь. Или ты женишься. Пусть сама решает тогда, кого из нас выберет.
– Ты – женишься?!
– Почему бы и нет? Я не чайлдфри, мне наследник нужен, или наследница – законный, рожденный в браке, чтобы никаких потом игрищ вокруг факта моего отцовства.
– Пусть выбирает! – Проорал я и ушел, убрался прочь из нашего с ним кабинета, чтобы не натворить того, чего потом не исправишь.
Если Лисицына поведется на ужимки этого озабоченного павиана, согласится на интрижку с ним – туда ей и дорога.
Пока ждал очередного ученика – пошел в ремонтную мастерскую, залез под капот одной из тачек, купленных нами в Краснодаре. Возня с железом помогла немного успокоиться.
Спокойствия хватило ровно до того момента, как телефон зазвонил и высветил на экране имя «Полина». Я в этот момент сидел рядом с подопечным, которого гонял по полигону со сложным рельефом. Машину тряхнуло. Руки дрогнули. Трубка вырвалась из пальцев и полетела куда-то под кресло. Я скомандовал «Стоп», дождался, когда машина остановится, вывалился из салона, склонился, нащупал залетевший под кресло плоский смартфон.
Пока извлек его из-под сиденья, вызов прервался.
– Круг без меня на малых оборотах, – скомандовал парню – более опытному водителю, чем Лисицына. – Со стороны посмотрю, как ты ездишь.
Тот понятливо кивнул и покатил дальше уже без меня.
Я не стал ждать, когда Полина решится набрать меня еще раз – позвонил сам, а когда она ответила, меня прорвало. Я говорил и говорил, вываливал на нее все, что наболело, не давая вставить ни слова, задыхался, задавал вопросы, что-то предлагал… вырвал обещание, что она позвонит мне завтра, услышал короткие гудки и лишь тогда очнулся.
Трясущиеся руки. Осипшее горло. Сбитое дыхание, будто бежал полкилометра на время, и пот струйкой по виску. Славно пообщался, ничего не скажешь! Неврастеник чертов… Чертово ранение! – раньше я таким не был...
