Даже не дернулась, предпочитая изображать, что сплю или просто внезапно оглохла. В надежде, а вдруг отстанет?
– Вы леди, а провели в постели целый день, – с упреком произнесла она. Вообще-то в постели я провела больше, чем день, но кто считает?
Я бы с удовольствием провела в постели остаток этой жизни, только бы меня никто не трогал. Но вечно кому-то что-то надо от меня. Элле же решила не отвечать, повернулась на другой бок, лишь бы не видеть ее, и прикрыла глаза.
– Я знаю, что вы не спите, ну же! – ее холодные пальцы коснулись моих неприкрытых щиколоток, от чего я дернулась. – Вот, просыпайтесь, вам нужно поужинать хотя бы, раз уж предыдущие приемы пищи вы… пропустили.
Пропустила? Какое интересное описание для того, что я сделала с обедом. Вон его составные части украшают пол, а вилка до сих пор торчит из картины на стене. Стыдно-то как, раньше я считала себя адекватным человеком, но довели так, что опустилась до женской истерики.
Даже не шевельнулась, когда она снова тронула меня за ногу, а затем мягко коснулась плеча с надорванным рукавом ночной сорочки. Мысленно прошу, буквально умоляю ее уйти. Мне нужна тишина и уединение… ну хоть немножко! Я хочу, чтобы все элементарно оставили меня в покое и все!
– Рианна, – позвала меня снова, кровать прогнулась, когда она присела рядом и принялась гладить меня по спутанным волосам. – Девочка моя.
Зажмурилась, она давно не позволяла себе обращаться ко мне на «ты», если вообще позволяла. Элла ругала, воспитывала, защищала, но, может быть, она делала все это не от любви ко мне, а потому, что это её работа? Хотя, о чем я? Я в этом теле всего ничего, но уже успела испортить его «годами безупречную репутацию».
Какое-то время Элла ждала, будто бы пытаясь принять то, что сама сказала.
– Ни один мужчина не стоит таких жертв, – после паузы произнесла она, мягко поглаживая меня по голове.
У меня вырвался нервный смешок, если бы моей единственной проблемой был граф, все было бы так просто, но это не так. Да и какая из Анри проблема, если я люблю его? Грудь снова сдавило, какое-то дурацкое слово, совершенно не описывает того, что я чувствую, от слова «совсем».
– Может, хватит винить Анри во всем, что со мной происходит? – почему-то рассердилась, почти накричав на нее хриплым голосом.
Элла вздохнула, тяжело и как-то нескладно. Разговор не клеился, я – не прежняя Рианна, что всегда выкладывала ей все свои секреты, как родной матери. Я ждала, когда она сдастся и уйдет, оставит меня, как и остальные. Она легла рядом и мягко повернула меня к себе лицом. Такие знакомые черные глаза, мягкая и добрая улыбка с небольшими морщинками у губ, красивая девушка с непростой судьбой, служанка, но даже она свободней меня.
– Любишь его, да? – спросила она так, словно понимает, читает меня как открытую книгу. Тогда зачем спрашивать, если знает? Вслух я не скажу, слишком хорошо знаю, какими лживыми могут быть слова. Мама ведь тоже говорила, что любит меня, но никогда ее слова ничем не подтверждались. Слова – это ветер, умчатся далеко, не оставив ни следа, а поступки – это огромная скала, которую не сдвинет с места даже самый сильный смерч.
Если бы Элла была немного старше, я готова поклясться, что назвала бы ее своей матерью, настолько она сроднилась со мной, даже несмотря на разногласия, возникшие в последнее время. Она крепко обняла меня, не давая ответить, тихо запричитала, что все девушки по молодости очень глупые. Наверное, именно так и должны поступать мамы, когда ее непутевые дочки влюбляются и страдают? Почему-то от этой мысли на моих губах непроизвольно появилась улыбка, горькая и почти счастливая.
– Прекрати, – попросила, выбираясь из объятий.
– Простит, госпожа, – девушка попыталась встать, но я ее удержала.
– Не в том смысле, – простонала, закрыв глаза, – не надо о нем говорить, хорошо?
Элла только вздохнула на эту просьбу. Она снова принялась гладить меня по голове, точно маленького ребенка, напевая какую-то грустную песню, а я молчала, представляя на ее месте ту, чьей нежности и заботы уже и не помню.
Неправильно, все так неправильно… Я и впрямь напоминала сопливого подростка, впервые наказанного родителем за сильный проступок, но при этом я давно выросла из этого возраста. Моя ошибка, ещё одна.
– Отец ещё злится? – спросила, осторожно отодвигая ее от себя. Хватит тешить себя иллюзиями, Элла никогда не станет моей матерью.
– Не злится, скорее, беспокоится, – она сдержанно улыбнулась, говоря о нем с теплотой и заботой. – Ты очень напугала его… всех нас, сбежав с графом ночью.
Криво улыбнулась, говорить, что меня похитили, не имеет смысла, я же не кричала и отбивалась. Я была очень даже «за», за что, впрочем, и поплатилась. Нервно принялась теребить белоснежные манжеты ее платья, стараясь не замечать ничего вокруг. Я, разумеется, в курсе, что подумал отец, когда его дочь-инвалид вернулась домой под утро с красными от недосыпа глазами и в слегка пришибленном состоянии. Мне ещё повезло, что господин Карвалье не опустился до высказываний моей бабули. Он всего лишь сказал, что я его позор. Сью, протыкающая руки служанкам — не позор, а я загулявшая до утра с навязанным им же самим, между прочим, женихом – позор.
Бесит, неудивительно, что мы поссорились даже круче, чем я ссорилась с бабулей или матерью.
– Я понимаю, граф вернул тебя на рассвете, но вы ещё не женаты, Рианна. Что если пойдут слухи? Твой отец беспокоится о тебе, да и граф… мне не внушает доверия, – призналась она, явно не желая меня обидеть. Элла осторожно коснулась моего плеча, но я не отреагировала.
Репутация – залог огромного процветающего бизнеса. Как бы ты не был богат, если нет хорошей репутации, деньги не помогут тебе достичь чего-то великого, а у отца имелись свои планы, причем грандиозные, раз уж он, как сам выразился «временно», подписал договор на заключение брака. Моя очередная ошибка в том, что я не пыталась понять, чего он хочет. Слишком расслабилась, плыла по течению, упрямо не желая разбираться в проблемах чужого мира, за что и пострадала, заплатив не самую высокую цену. Рыбаки, обычные матросы, моряки: множество людей, которым не повезло оказаться на четырех самых больших суднах Романии, отдали цену куда выше моей — жизнь. Я слишком расслабилась, позволила Анри решать созданные мной же проблемы, не желая помнить, кто он и какими методами пользуется. Глупая, доверчивая, недостойная жизни – это все я. Ещё одна ошибка, которую я, увы, не смогу исправить.
