Проснулась уже под утро, замерзшая, простите за каламбур, как собака. Пару раз чихнула, сбивая сосульки с шерсти, кое-как шевеля лапами вылезла из будки, осматриваясь в предрассветной синеве. Небо уже выцвело до светло-лилового, но народ еще не проснулся — улица была пуста. Надо быстрее драпать до дома, пока меня никто не видит. Но сначала убедимся, что от моего подопечного не остались рожки, да ножки.
Осторожно подобравшись к окну, я встала на задние лапы и с любопытством туда заглянула. И встретилась с сонным взглядом только поднявшего голову от стола участкового. То есть это поначалу он был сонный, а затем зрачки его резко расширились от ужаса. Отшатнувшись от стола, участковый нелепо взмахнул руками, заваливаясь назад, и с грохотом рухнул на пол. Я виновато вжала голову в плечи и потрусила к калитке.
— СТОЯТЬ!
Сталь в его голосе заставила меня остановиться. Медленно поворачиваясь, я ожидала увидеть перед носом взведенный пистолет, но вместо этого наткнулась взглядом на распахнутую дверь.
— Внутрь, быстро, — отрывисто скомандовал мужчина. Голос его все еще подрагивал от пережитого, но, очевидно, он уже успел не только взять себя в руки, но и догадаться, что столь учтивым оборотнем может быть только один из его знакомых. Одна.
— Совсем с ума сошла? — накинулся он, едва я протиснулась мимо и потрусила к спальне — перекидываться. — Решила меня со свету сжить? Тебя мог кто угодно увидеть!
— Рррр! — только и смогла я ответить, виновато пожав плечами.
— Мало мне проблем с ведьмой, так еще и дурные оборотни на голову! — припечатал Алексей Михайлович, занимая стратегическую позицию за закрытыми дверями спальни. Я тихонько вздохнула, зажмурилась и…
Когда дверь, тихо скрипнув, открылась, выпуская меня, он сидел за столом бледный и взъерошенный. Смятенный взгляд в мою сторону подтвердил нехорошие опасения.
Закатывая рукава рубашки, я подошла ближе:
— Это все жуть. Не бойтесь, она не опасна.
Судя по недоверчивому взгляду, он был не согласен.
— Когда мы… меняемся, — осторожно подбирая слова, уточнила я, садясь рядом с ним. — Высвобождается энергия… ну, не знаю, боли, страха? Все вместе. Я называю ее «жуть», вы можете называть как хотите, только впредь отходите подальше, чтоб вас не достало.
Вздохнув, я налила ему воды, а себе, беспардонно заглянув в холодильник, отрезала хлеба с сыром. Когда я вернулась к столу, жуя бутерброд, он уже пришел в себя.
— Не проще ли сразу весь ваш чемодан ко мне перетащить? — предложил сухо участковый, рассматривая свою очередную рубашку на мне. Я философски пожала плечами:
— Сами виноваты, я же собиралась уйти к себе. Как вы меня узнали, кстати?
— Вы свою морду пристыженную видели? — усмехнулся мужчина. Я пожевала губу, но не нашлась, что ответить. Меня обескуражило то, что он так легко узнал меня в зверином обличии. — Только не делайте так больше. Хотите караулить меня — пожалуйста, заходите в дом и располагайтесь со всеми удобствами, но не сидите ночами под дверями.
Еще раз с укором посмотрев на меня, он вздохнул и пошел к выходу. Я наблюдала за ним через окно — направился к мосту, а значит, я вскоре увижу свои вещи.
Фыркнув от смеха — быстро же он освоился! — я поворошила дрова в печке, подкинула пару поленьев и блаженно застыла у чугунного котла, впитывая его тепло. Дом Алексея Михайловича был построен позже моего, русской печи здесь уже не было, стояла обычная, чугунная, изредка булькая водой в котле. Газовая плита тут же, сияя первозданной чистотой — очевидно, готовили на ней не часто. Ну, или к нему регулярно кто-то приходит убираться. Насколько я знала мужчин, даже самые аккуратные из них обычно не замечают мелочей вроде измазанной в жире ручки конфорки.
— Замерзли? — он вернулся быстро, принеся с собой запах зимнего холода. Аккуратно положил стопку моей одежды на стул — я уже привычно подхватила ее и скрылась в его спальне. — Через полчаса отправляемся, только голове скажу, а не то без меня тут бардак устроят…
— Через час, — отозвалась я из-за дверей, — Мне еще по хозяйству надо управиться…
Вторая попытка уйти к себе была более успешной — кутаясь в куртку, я выскочила из его дома, промчалась мимо сидевших на площади бабок, наверняка ославив себя на всю деревню, обогнала на мосту вдову с маленьким ребенком на руках — и наткнулась на Гришку, караулившего меня у крыльца. Кот сидел ступенькой выше, пожирая здоровенного карася. Подкуп?!
— Ты ж вроде говорила, он тебе не нравится? — язвительно фыркнул Гришка, вставая мне навстречу. Я недовольно покосилась в сторону дома — ноги в осенних ботинках уже успели замерзнуть.
— А я не говорила, что терпеть не могу любопытных? — огрызнулась.
— Да я чего? — пошел на попятную Гришка. — Мне-то что? Так даже лучше, все ж какая никакая, а баба…
Под моим взглядом он окончательно стушевался и нервно почесал затылок.
— То есть по-твоему я только на безрыбье хороша? — тихо уточнила я, подходя к нему вплотную.
— Ты, конечно, девка красивая, — осторожно просипел он, делая шаг назад. — Только надо ли оно нам? Участковый в мужиках?
Я так опешила, что не сразу поняла, что именно он имеет ввиду.
— Нам? — ошалело уточнила.
— Ну, он же того, — Гришка явно не знал, как выразиться так, чтобы я его не убила, и косился на меня очень осторожно. — Закон и все такое… Будет под ногами путаться.
— У меня, в отличие от тебя, проблем с законом никаких нет, — прищурившись на него, я оттеснила парня и прошла в дом. Тот поплелся следом. — Это раз. Два — он не мой мужик и им не будет. И три — ты вроде как собрался вести законный образ жизни? Или я зря старалась?
— Дык, не зря, конечно, — Гришка бухнулся на стул, стянул мятую шапку. — А только все равно… Мент он и есть мент, хоть и свой.
Не поспоришь. Я, в принципе, была того же мнения об участковом — следовало держаться от него подальше, только вот в данный момент это невозможно.
— Как только мы разберемся с ведьмой, обещаю, что сведу наше общение к минимуму, — клятвенно пообещала я, переодеваясь в рабочую одежду и снова выталкивая Гришку на улицу. Тот заметно от моих слов повеселел и даже помог управиться. Кот ходил за ним следом, как приклеенный, вызывая во мне глухую зависть.
Спустя час я подпрыгивала от холода возле урчащего уазика. Участковый возился с огромным амбарным замком на дверях — единственной нашедшейся замене выломанного Генкой. Тучи вроде бы разошлись, открывая нежно-голубое, белесое к горизонту небо. Солнце только всходило, но и так было ясно — кончилась осень. Вчерашний снег лег основательно, хоть и тонким слоем, а все же не таял, укрыв собой всю грязь. Лужи смерзлись в камень, даже река, казалось, замедлила бег, покрывшись тонким, хрупким ледком, по которому с карканьем скользили вороны. На торчащих их снега клочках высохшей травы белел иней.
