Бетани незаметно выскользнула из холла и направилась к воздвигнутому в саду шатру, где официанты разливали шампанское. Схватив бокал, она осушила его одним глотком. Затем, закрыв глаза, прислонилась к деревянной, увитой цветами опоре.
Что за ирония судьбы! Леди Хендерсон ничуть не была похожа на надменную аристократку, описанную Даньелл. Она без возражений приняла Бетани в качестве возможной невесты обожаемого сына… От этого на сердце молодой сердце стало еще тяжелее.
Она со всей отчетливостью поняла, что на чужом празднике ей не место. Пора выбираться отсюда, пока не поздно! Бетани поставила пустой бокал, подхватила сумочку и на негнущихся ногах вышла из шатра.
Герберт напрасно оглядывал разубранный цветами шатер в поисках Бетани. Напрасно метался туда и сюда, точно в бесконечном лабиринте или в кошмарном сне. Куда бы ни направился, его останавливали какие-то люди и заводили светскую беседу, в то время как сам он в ответ и двух слов связать не мог. В висках стучало, заглушая невнятный гул голосов, но еще громче билось в груди сердце. В ответ на вопросы он только кивал, точно покорный слуга. К тому времени, когда Герберт выбрался наконец из шатра и поспешил в сад, ему уже казалось, будто весь мир против него в заговоре.
В одурманенном состоянии он шел напролом, не разбирая дороги и проклиная все на свете. То и дело на пути его встречались всевозможные беседки и павильончики, однако для человека одержимого они были частью все того же распроклятого лабиринта.
Чувствуя, что с каждой минутой он все ближе к сумасшествию, Герберт обогнул теннисный корт, напрасно высматривая молодую женщину среди цветочных клумб и зарослей ежевики, где тяжелые фиолетовые ягоды выделялись на фоне изумрудно-зеленых листьев.
Но вот он дошел до розария. Благоухание бархатистых лепестков ненадолго приглушило его исступленную одержимость. Тут-то Герберт и обнаружил ту, которую искал. Закрыв лицо руками, удрученно понурив голову, она сидела на скамейке перед изящной деревянной решеткой, увитой розами.
Заслышав звук шагов, Бетани отняла ладони от лица и упрямо уставилась в пространство. А Герберт ринулся напролом, продираясь сквозь колючие кусты, точно опасаясь, что видение вот-вот растает в воздухе.
— Где он? — рявкнул Герберт, тяжело дыша.
— Кто? — изобразила непонимание молодая женщина.
— Кто? И ты еще спрашиваешь?
— Откуда мне знать, кого ты имеешь в виду? — саркастически отозвалась она. — Мыслей я не читаю!
— Ронни, кто ж еще!
— Полагаю, мистер Коннолли в доме, отбивается от стаи назойливых поклонниц, — пожала плечами Бетани. — О, бремя славы!..
Логика подсказывала Герберту, что такой ответ вряд ли уместен в устах женщины, обуреваемой любовью к голливудской знаменитости. Но на всякий случай следовало удостовериться.
— Так вы с Ронни вместе или нет?
— Вместе? — Бетани испытующе вгляделась в лицо Герберта. — Что ты под этим подразумеваешь?
— Ты отлично знаешь что!
— О нет, от души надеюсь, что не знаю! — Серые глаза зло сверкнули. — Слово «вместе» подразумевает, что мы с Ронни занимаемся сексом. Вот что ты обо мне думаешь, да?
— Бетани…
— Ты считаешь… ты всерьез считаешь, что я из твоей постели немедленно перелезла в его постель?
— Разумеется, нет!
— А вот «разумеется» тут, по-моему, излишне! — воскликнула она. — Иначе ты не стал бы задавать идиотских, оскорбительных вопросов! Как бы то ни было… — Бетани с трудом перевела дыхание, — тебе-то какое до этого дело?
— Я люблю тебя! — выпалил Герберт.
Слова, которых он никогда еще не говорил ни одной женщине, сорвались с его губ сами собою, точно подтверждая очевидную истину. Впрочем, видимо, так оно и было.
Бетани от души надеялась, что на лице ее не отразились, точно в зеркале, безумная надежда и недоверие, разрывающие надвое душу.
— В самом деле?
— В самом деле, — тихо подтвердил Герберт, понимая, что битва еще не кончена.
— И это все, что ты мне скажешь? — спросила Бетани.
— А нужно еще что-то говорить? — краем губ улыбнулся он.
— Конечно! — воскликнула она, смахнув с ресниц предательские слезы. — С какой стати ты меня игнорировал с тех самых пор, как мы вернулись из Милберри-холла?
Этот вопрос каким-то непостижимым образом успокоил все его страхи и подтвердил все его надежды куда успешнее, чем самые страстные заверения в любви.
— Я — шафер на свадьбе у брата. Ты представляешь, что это за тяжкая обязанность? Я за две недели просто с ног сбился, — мягко пояснил Герберт. — И вообще, я не думал тебя игнорировать.
— Нет? — Бетани насмешливо свела брови. — Давай-ка посчитаем, сколько раз ты со мною разговаривал…
— Я звонил тебе…
— Целых три раза!
— Дважды ты отказалась взять трубку, а в третий раз обдала меня адским холодом.
— В аду очень даже жарко, — уточнила Бетани.
Но Герберт пропустил поправку мимо ушей.
— Несколько раз я заходил к тебе в офис, чтобы пригласить на ланч, но тебя не было на месте!
А все потому, что новый босс, всерьез обеспокоенный нездоровой бледностью ассистентки, велел ей «пройтись подышать свежим воздухом»! Мистер Фоддер искренне привязался к новой помощнице и желал ей только добра.
— Ты мог бы оставить записку!
— И что бы я написал? Что впервые в жизни встретил женщину, которую мечтаю назвать женой, и понятия не имею, как к ней подступиться? Я люблю тебя, Бетани, — повторил Герберт серьезно. — Только тебя, тебя одну и никого кроме тебя.
— О, Герберт, — всхлипнула она.
Бетани собралась снова произнести его имя, но горло свела судорога, и послышался не то вздох, не то сдавленное рыдание.
Герберт подошел к ней вплотную и, склонившись, долго смотрел на залитое слезами лицо, словно стремясь сохранить его в памяти во всех подробностях. А затем очень ласково помог Бетани подняться, крепко обнял и не размыкал объятий до тех пор, пока дрожь ее не унялась.
Только тогда Герберт поднес к глазам ее левую руку, внимательно изучил ее и легонько провел большим пальцем по безымянному — тому, на котором обычно красуется обручальное кольцо.
— Значит, и ты тоже меня любишь?
— Сам знаешь, что да!
— И ты выйдешь за меня замуж?
— Но я же не твоего круга! — воскликнула она. — Что скажет твоя семья?
— Это было «да»?
— Конечно «да», бестолковый ты человек!
Высокий лоб Герберта прорезала крохотная морщинка.
— Я должен тебе кое в чем признаться, любимая.
