Книга Красная планета - Глеб Шульпяков

I

Квартира Даниелы была на последнем этаже. Окна трех комнат, расположенных анфиладой, смотрели на кирпичную стену, а окно в ванной – во двор, где в окружении велосипедов стояла посеревшая от времени скульптура нимфы или богини. Стена и особенно карниз соседнего дома находились так близко, что Саша и раньше представлял, как перепрыгнет через переулок на крышу. Он мог бы забраться под купол, чей барабан виднелся, если высунуть голову. Он даже слышал хруст черепицы.

Когда-то в этой вытянутой и темной, похожей на вагон поезда, квартире они провели с женой медовый месяц. Они метались между улицей, где задыхался римский август, и спальней, которую до озноба выхолаживал старый кондиционер. Когда Даниела только вернулась из Москвы в Рим, на лето они с отцом уезжали на море. Тогда-то в Рим приезжали они, а потом догоняли их. Побережье на юге было плоским и скучным, и через несколько дней Саша возвращался в Рим под предлогом “работать”. Хотя почему же “под предлогом”? Он закончил здесь книгу – вот за этим столом, покрытым огромным куском стекла, под которым среди счетов и программок сохранились, наверное, и его бумажки.

Он оделся и стал спускаться на улицу, чтобы позавтракать. На лестнице он с удовольствием перечитал надпись, это имя было выбито в камне на наддверной балке. Видно, Solomonius хотел оставить по себе долгую память. Они с сыном каждый раз придумывали историю этому Соломону. Раввин синагоги, однажды он находит паспорт на имя Nicolas Gogol. Или…

Саша надавил на тяжелую дверь и вышел в переулок. Полицейский участок, ощерившийся скутерами; пустующая лавка ювелира; продавец сицилийских сладостей – за годы его отсутствия ничего не изменилось. Когда в табачной лавке ему подали кофе, он машинально сказал danke, и это было все, что осталось от Германии. Вчерашнее путешествие отодвинулось в памяти как длинный фильм, который с трудом заставляешь себя пересматривать. Закончить историю с тубусом, и он свободен. “Попробую связаться с Фришем по скайпу”, – решил Саша.

II

На ступеньках церкви всегда кто-то сидел, пили из пакетов или хрустели городской картой. А кафе выставляло столики немного ниже. Первым на дверной колокольчик откликнулся старик в фартуке. Он стоял за кофемашиной, и узнал Сашу, или сделал вид. А девушка кивнула, не поднимая взгляда от кассы. Через минуту она принесла завтрак и молча составила тарелки на стол. Старик наблюдал за ней через стекло. Наверное, вдовец – других женщин Саша за стойкой не видел. А девушка мечтает снять проклятый фартук и уехать. Но кто будет стоять на кассе? “Чужого человека старик не хочет, – начал по привычке сочинять Саша. – Хорошо, если бы тесть занял его место. Но о замужестве девица не хочет и слышать. Тогда пусть займется домом. Сделай ремонт, говорит он – вот деньги. Ну, она и занялась. Сделала. Окно пробила в своей комнате, на восток. Третье. Что еще за святая троица, спрашивает отец. Какой-какой бог? Он надеется, что плохо расслышал, и переспрашивает. Но нет, все верно. Не зря говорят, что сирийской Оронт впадает в Тибр, вся грязь оттуда. И кто? Собственная дочка. Отец в бешенстве и тащит ее к префекту. Тот устраивает расследование. Из тех ли ты, спрашивает он, кто собирается перед восходом солнца и воспевает Христа, как если бы он был Богом? Христос и есть Бог, отвечает девица. Подумай хорошенько, увещевает префект, иначе нам придется собрать общину. Делайте что должно, говорит она. Принеси жертву богам, умоляет отец. Отрекись. Он обычный галилеянин, лишенный из-за безумия страха смерти, и мы забудем, что случилось (это говорит префект). Вспомни о матери, говорит отец, что бы она сказала! Но девица непреклонна, и тогда собирается суд, община принимает решение. Ее хлещут воловьими жилами, а раны растирают власяницей, но на следующий день следов от побоев на теле нет. Одна впечатлительная девица по имени Иулиания, увидев такое, даже объявляет себя христианкой. Ее тоже раздевают, подвешивают и глумятся. Но, хвала Господу, воля девиц не сломлена. И префект приказывает казнить новообращенных; отец сам отрубает дочери голову. Правда, торжествуют они недолго, той же ночью в городе гроза и оба злодея погибают. Их убивает молнией. Артиллеристы не зря считают Святую Варвару своей покровительницей. Известно ли вам, что ее мощи хранятся во Владимирском соборе? Их привезла византийская жена князя Владимира. Обратите внимание, пожалуйста, на фасад, как изящно архитектор вписал церковь в городскую застройку. Вы, наверное, уже прочитали табличку. Dei Librari. Фасад церкви немного напоминает корешок книги, не правда ли? Нам повезло, она открыта. Здесь мы видим поистине уникальную коллекцию интерьеров, имитирующих разные сорта мрамора: каррарский, сицилийский, боттичино фьорито и другие. Прошу вас, отключите мобильные телефоны. Церковь Святой Варвары была построена…”

III

Саша составил пакеты с рынка у холодильника и тут же услышал скайп. Звонила жена, и он принялся ходить по квартире, показывая, как устроился. У Даниелы ничего не изменилось, сказал он, поворачивая камеру на стену, где висели рисунки их сына. Не забудь потом все убрать и вынести мусор, сказала жена. И найди, пожалуйста, мои очки, они остались в комоде. Где? Где зонтики. Какие рисунки, пап? На экране появился мальчишка. Саша хотел показать ему, но тот исчез. Когда ты обратно, спросила жена. Потом пропало изображение. Они перекинулись парой слов в темноте, а когда попрощались и он отключился, компьютер запиликал снова. Это был Фриш. Саша нажал на кнопку. Появился кусок крашеной стены с каким-то прибором и трубками. Больница, наверное. Но это был задний двор дома. Изображение задергалось, появился череп его приятеля, который был плохо выбрит. На щеке белела нашлепка из пластыря. Лицо Фриша напоминало маску. – Приветствую тебя, мой драгоценный друг, – сказала маска, едва разжимая рот. – Прости (он показал глазами на повязку). Не могу. – Как ты, как твоя… – очнулся Саша. – Что это было? – Непредвиденные обстоятельства, – ответил он. – Однако теперь все в прошлом. Как настроение у пана писателя? Ах, Рим, Рим (Фриш говорил быстро, словно не хотел лишних вопросов). Колизей, Форум. Феллини, Муссолини. Сладкая жизнь. Азы и зады цивилизации. А герр дихтер неплохо, я вижу, устроился (тут маска состроила укоризненное выражение). Завидую! Бедняга Фриш в Риме никогда не был. Может, махнуть? Примешь? Найдется, где преклонить больную голову? – Фриш улыбался. – Шучу, моим ранам прописан германский воздух. Аллес гут, Гитлер капут. – Скажи мне лучше (Саша перебил его) – что мне делать… Он посмотрел на тубус. – В Базеле никто не пришел. Наверное, надо передать картины. Времени у меня немного. – Да выброси ты их, – неожиданно ответил Фриш. – К свиньям собачьим. – Что? – Саша не понимал, всерьез он или нет. – Прости, – спохватился тот. – Снова шутка, снова неудачная. Я доставил тебе неудобство этими картинами, несколько неприятных минут. Все-таки три страны, две границы. Но жизнь коротка, а искусство вечно… – Повисла пауза, и, если бы маска не моргала, Саша решил, что трансляция остановилась. Ему вдруг пришла дикая мысль, что это очная ставка и Фриш говорит под запись. Что с той стороны сидят полицейские или, хуже того, бандиты, которые напали на него вчера на немецкой заправке. Робин Гуды из Чернигова. И он решил ни о чем не спрашивать первым. – Благодарность моя безмерна, – напомнил Фриш. – Он покажет тебе город. Он… – Фриш замолчал и посмотрел вниз, как будто читал по шпаргалке. – Кто? – спросил Саша. – Что это я! – спохватился Фриш. – Какая бестактность. Сморозил, сглупил. Сеньор скритторе и сам может показать Рим кому угодно. Но все ж не пренебрегай. Да ты его, собственно, знаешь… – Это он добавил как бы в задумчивости. – Кто он? – повторил Саша. – Где тебе удобно, где ты остановился? – не слушал Фриш. – Дай адрес, я записываю. – Саша отрицательно качнул головой: – Пришли номер, я договорюсь сам, – сказал он. – Умно, – согласился Фриш. – Сам не люблю испорченных телефонов. Так во сколько? – Саша посмотрел на продукты, которые не убрал в холодильник. – Пришли номер, – повторил он. – Добре, – сказала маска. – Но только не затягивай. Как говорится, с плеч долой, из головы вон.