Книга Год Оракула - Чарльз Соул

– Тайлер, сядь! – сказала Мико тем особым тоном, которым умеют говорить учителя, в каком бы классе ни преподавали: твердость непререкаемого авторитета и едва сдерживаемое проявление высшей дисциплинарной власти: от шлепков линейкой (бывало когда-то) до вызова в кабинет директора. Или, если нарушение достаточно ужасное, финальная угроза: черная метка в никогда не виданном, но монолитном наборе документов, определяющем будущее каждого ребенка – в личном деле.

– Извините, миссис Шейх, – сказал Тайлер, отскочив от одноклассников, которых он отвлекал, и возвращаясь к собственному столу.

Мико отвела взгляд и осмотрела весь класс, где двадцать пять четвероклассников с различной степенью сосредоточенности работали над собственным чтением по выбору.

Учителя вырабатывают у себя некоторые суперспособности. Голос – одна из них, но есть другая, почти столь же важная, и это – умение чувствовать класс. Одна и та же группа детей может в два разных дня работать тихо и казаться постороннему одинаковой. Но в один из этих дней спокойнейшая группа, сидящая вокруг своих портфелей и парт и забившаяся в углы, может в долю секунды взорваться самозабвенным хаосом. Совершенно непредсказуемым, если у вас нет суперспособности чувствовать, а у любого опытного учителя она есть. Знать момент упреждающего удара, чтобы уничтожить смерч на стадии нескольких слабых ветерков.

Мико погладила себя по заметно округлившемуся животу, думая о будущем. Заглянула под стол, посмотрела на потрепанную учительскую сумку, достаточно большую, чтобы таскать домой на проверку стопки сочинений и домашних работ по математике. Сверху торчал уголок плотного конверта, аккуратно надорванный, чтобы можно было достать его содержимое.

Она его взяла в обед, несколько дней назад, когда ей позвонили и сказали, что результат готов. Разумней было бы подождать и зайти после работы – она едва успела вернуться вовремя, и упущенный поезд метро означал бы самый тяжкий из учительских грехов: оставить класс без надзора. Но ждать она не могла. В этот раз нет.

Тайлер переворачивал страницы – слишком быстро, чтобы на самом деле читать, – и кидал тайком взгляды на друзей, к которым до того приставал. Особенно на Линден – эталонную блондинку с длинными волосами.

Мико подумала, не одернуть ли его еще раз, но не хотела пережимать: Тайлер может решить, даже подсознательно, что привлекаемое им внимание делает его круче в глазах соучеников (конкретнее, Линден), и замкнется петля обратной связи, ведущая к срыву. Она посмотрела на часы на стене – вот-вот конец дня. Можно сделать вид, что ничего не происходит.

Она снова прикоснулась к животу, ощутила легкую дрожь – может быть, ребенок, а может, ее трясет. Снова посмотрела на конверт в сумке, потом опять на часы. Еще только несколько минут.

Она опять учительским чутьем оценила температуру класса. Заведенные, несколько больше чем «вот-вот конец уроков – ко всем чертям из школы», но ничего удивительного. Всего через несколько месяцев – стандартизованные государственные тесты, и управление образования требовало каждый день отводить время на подготовку. Дети здесь были девяти-десятилетние, и они уже ночами не спали, волнуясь из-за тестов, которые серьезно повлияют на их будущее.

Ей было жаль, что им не скажешь, какая это, в сущности, ерунда и как им повезло, что в общем и целом им сейчас совершенно не о чем волноваться. Лет через десять или двадцать жизнь превратится в монотонный гул обязанностей, изредка прорезаемый пиком радости или ухабом тревоги – такой, которая не исчезнет после нескольких дней заполнения бланков для ответов.

Но даже попробуй она им это сказать, они не поверят ей, не смогут поверить. Дети так сосредоточены на «сейчас», что вряд ли вообще осознают существование будущего, если не считать таких регулярных событий, как Рождество, день рождения или Хеллоуин.

Оракулу бы они еще, быть может, поверили, но ей – черта с два.

Зазвучала из школьного громкоговорителя мелодия звонка, и все дети посмотрели на Мико одновременно, как стайка сусликов, вдруг высунувших головы из нор.

– Давайте, – сказала она им. – Всем спасибо за прекрасный день.

Дети дружно засобирались домой.

Через пятнадцать минут все благополучно отбыли – слава богу, не было опоздавших автобусов или родителей, – и Мико шла к метро. Тяжесть содержимого сумки на руке совершенно не соответствовала тяжести ее мыслей.

Я должна сказать Хамзе, думала она, влезая в вагон и с благодарностью садясь на место, которое ей освободила женщина постарше, – глянула на нее сестринским взглядом и встала.

Чем дольше оставался вне досягаемости Уилл, тем сильнее заводился ее муж, но дело было не только в этом. Он нашел, чем себя занять – какая-то задача или вопрос, которые он хотел разрешить, и от этой задачи сходил с ума. Сосредоточился полностью на новостях, смотрел и читал только их. Все горизонтальные поверхности заняли клочки бумаги, исчерканные заметками, цифрами и стрелками.

Все это наверняка было связано с Оракулом – все, что он в эти дни делал, было с ним связано, – но пока что он не считал уместным объяснять. Только взвинчивался сильнее с каждой прочитанной статьей.

Она потрогала край конверта в сумке. Его содержимое могло улучшить положение вещей, но могло и ухудшить, и Мико не знала, как лучше его использовать.

Ее муж был человек проницательного ума, но именно поэтому он полагал, что другие не видят того, что видит он. Может быть, он был прав: никто не видел всего того, что видел он, но что-то из этого люди видели. Например, она очень хорошо понимала, как может быть плохо ей, ему и их нерожденному ребенку, если Оракул будет разоблачен. Катастрофа в Уругвае после убийства Хосе Питталуги не оставила в этом ни малейших сомнений. Когда дело касалось Оракула и всех, кто с ним связан, эмоции хлестали через край.

Вот почему она придержала этот пакет на несколько дней. Может быть, лучше будет, если не станет Оракула в их жизни.

Хамза сидел за кухонным столом, запустив руку в темные волосы, держа в другой карандаш, наставленный на желтый блокнот, покрытый знакомыми кружками, стрелками и сердитыми каракулями. Рядом с блокнотом лежал планшет с какой-то статьей. Мико подошла, поцеловала мужа в голову. На картинке на планшете была морская нефтяная платформа, окруженная плотными столбцами текста.