Ай! Фтанг! Приди! Приди же!Приди же Йог-Сотот!Пусть улицы заполнятУжасные шоггот.Их сладостные крики«Текели-ли!» услышь.Ах, как прекрасен вечер,И как прекрасна слизь.
Кабал смутно припоминал, что музыкальный гений, решивший поставить мюзикл «Некрономикон», получил все, чего заслуживал: деньги, славу и чудесную кончину в лапах невидимого монстра, который разорвал его на куски.
Руфус наконец заметил некроманта, вскинул руку, да так, что остановил бы и марширующую колонну слонов, после чего в одиночку направился к Кабалу. Он замер ярдах в десяти и уставился на некроманта взглядом, полным презрения. Кабал поставил саквояж на землю, а трость зажал под мышкой, чтобы вытереть нос. Позади Руфуса около тридцати-сорока безумных, сумасшедших, эксцентричных голов безуспешно попытались встать в строй. Руфус был человеком мощным, с огромной бородой и романтичной шевелюрой, которая делала его наполовину поэтом, при всем том, что он ни разу не обмакнул пера в чернильницу. И борода, и грива пылали ярко-рыжим. На нем был плащ с капюшоном, брюки гольф и хорошие ботинки. Вдовесок на голове красовалась грелка для чайника, на которой вышили пирамиду с глазом внутри.
– Посмотрите, кто у нас тут. Иоганн Кабал. – Армия принялась шипеть и улюлюкать. – Некромант.
Тут же крики и шум позади Руфуса стихли.
Кабал убрал платок.
– Привет, Руфус, – сказал он ровным голосом. – Разворачивайся и проваливай. Спасибо.
Некромант взял саквояж и двинулся обратно.
– Уходишь? – проревел Руфус (vide supra). – УХОДИШЬ? Да знаешь ли ты, кто я такой?!
Кабал развернулся. Хотя глаза его скрывали затемненные очки, было ясно, что некромант сощурился.
– Я же назвал тебя Руфусом, Руфус. Может, я неточно произнес? Дай-ка подумаю. Руфус. Произносится как эгоистичный мегаманьяк, полуболван, полупридурок, наполовину под кайфом, косоглазый, с киселем вместо мозгов, вечно разинутым ртом и бровями домиком, пустозвон, свинья и тупица, Scheißkopf. Так лучше?
– Не стоило тебе этого говорить, – прошептал Руфус, сжимая кулаки так, что костяшки побелели.
Представьте себе тираннозавра, который появляется на сцене в оперетте и исполняет свою партию sotto voce, – вот такой был эффект от слов Руфуса.
– Не зли меня. В гневе я придусь тебе не по душе.
– Ты и так мне не по душе, так что разница небольшая. Ты мне не нравишься ни счастливым, ни грустным, ни радостным, ни плаксивым. Единственное, что мне понравится, так это если ты со своими дружками уберешься восвояси – туда, откуда пришел.
– Стоило разобраться с тобой при нашей первой встрече, Кабал, тогда, много лет назад. Ты никогда не понимал, какую мощь я обретаю, какие вселенские силы таятся в этой смертной оболочке. Я владею магией, которую ты не сможешь постичь даже отчасти.
– Ты о фокусах, когда зритель пишет на карте имя, ты ее поджигаешь, а потом она обнаруживается внутри апельсина целой? Тогда ты прав, подобные трюки всегда ставили меня в тупик.
Один из солдат армии Малефикаруса хихикнул, но Руфус был слишком зол и не заметил.
– Я тебя предупредил, Кабал. Теперь приготовься испытать на себе ужасный мистический гнев Малефикаруса!
Неподалеку заблеяла овца и все испортила. Малефикарус наклонил голову и злобно посмотрел на Кабала из-под своих кустистых бровей. Руфус приложил указательный и средний пальцы обеих рук к вискам и принялся бормотать дьявольские заклинания.
Кабал снова высморкался.
– У тебя не найдется ничего от простуды, а? Кажется, я где-то подхватил заразу.
Руфус принялся еще интенсивнее мычать заклинания. Шли секунды. Кабал взглянул на часы.
– Ты не мог бы побыстрее? Пожалуйста. Я человек занятой.
Руфус удвоил усилия. Кабал ждал. Но у него лишь сильнее засвербело в носу. «Может, он хочет, чтобы я умер от чиханья?» – гадал некромант. Кабал закрыл лицо платком и в очередной раз чихнул. Как раз в этот момент сработало заклинание Руфуса.
