— Смотри у меня! — погрозил Коста пальцем.
Мей рассмеялась.
— Хорошо, хорошо! Только и ты помни: уговор дороже денег. Обещаешь не подсматривать?
— Да уж что с тобой делать! Но, если не поднимешься в номер через двадцать минут, пойду искать.
— Договорились.
Выждав, пока за Костой закроются дверцы лифта, Мей нырнула в бутик, торговавший исключительно предметами для мужчин. Там она четко объяснила, что желает приобрести и в каких пределах стоимости. Названная ею сумма произвела на продавцов впечатление, и они закружили вокруг нее, предлагая товары. У Мей разбежались глаза, поэтому потребовалось некоторое время, прежде чем выбор был сделан. К выписанному из своей личной книжки чеку она присоединила чаевые для всех.
Опустив в сумочку небольшой кожаный футляр, Мей с довольной улыбкой вышла через стеклянные двери.
Наступил последний вечер в этом раю. Супруги ужинали в одном из ресторанов гостиницы, в так называемом Бирюзовом зале.
Еда была выше всяких похвал, открывающийся на океан вид очаровывал. И Мей, и Коста медлили. Обоим хотелось продлить чудесные мгновения. Ведь утром, сразу после завтрака, им предстоит ехать в аэропорт, где они взойдут на борт самолета и унесутся домой.
Официант подал кофе, и, пока Коста выписывал чек, Мей вынула из сумочки красиво упакованный сверточек и придвинула его к мужчине.
— Это тебе, — тихо сказала Мей, когда официант удалился.
Коста с интересом посмотрел на вещицу. Немного помедлив, он взял сверток, потянул за ленту, развернул золотистую бумагу. Потом открыл кожаный футляр. Внутри на белом шелке лежали золотые карманные часы «Лонжин» с прикрепленной к ним цепочкой.
— Мей…
— С обратной стороны есть надпись. Прочти, — улыбнулась та.
Коста перевернул часы и увидел выгравированные слова:
"Косте, моему единственному возлюбленному. Мей".
Киприади, казалось, потерял дар речи. Прошло не меньше минуты, пока он смог произнести:
— Боже мой…
— А на внутренней стороне крышки есть место для снимка, — тихо продолжила Мей. — Фото можно менять по мере увеличения семьи.
— Благодарю, солнышко! — Коста встал из-за стола, подошел к жене и крепко поцеловал ее.
Затем они покинули ресторан и вернулись в свои апартаменты. Оказавшись с Мей наедине, Коста заключил ее в объятия и прошептал, касаясь губами уха:
— У меня такое чувство, что одной жизни нам будет недостаточно.
— Я тоже иногда подумываю об этом. Коста взглянул на упакованные чемоданы.
— Завтра мы будем дома.
— Это ничего не меняет, — тихонько рассмеялась Мей.
Муж не стал с ней спорить.
— Ты абсолютно права, дорогая, — заметил он, поворачивая ее лицом к постели, на которой им предстояло провести последнюю в этом отеле ночь. — Ни к чему дожидаться возвращения в Хьюстон. К тому же до утра еще уйма времени.
С этими словами Коста склонился к лицу Мей и так нежно поцеловал в губы, что у той слезы навернулись на глаза.
— Хочешь увидеть, как сильно я люблю тебя, солнышко? — хрипло произнес Киприади.
— Да… — едва слышно ответила жена, и, подхватив ее на руки, Коста в одно мгновение преодолел расстояние до постели.
Впереди супругов ждала целая жизнь. Сейчас она равнялась для них вечности.
Эпилог
Дэвид Киприади родился через восемь месяцев и двенадцать дней, чтобы стать радостью для матери и гордостью для отца. Кроме того, это замечательное событие сделало особенно счастливыми двоих дедушек, Никоса и Роджера, а также чрезвычайно молодо выглядевшую бабушку Кейт.
Когда малышу исполнилось шесть месяцев, Коста настоял на праздновании этой маленькой даты.
В доме супругов Киприади собрались родственники и ближайшие друзья. Снова и снова поздравляли они мать и отца с появлением очаровательного белокурого сынишки, очень похожего на Мей. Как бы то ни было, все желали малышу здоровья и благополучия.
В тот день ярко сияло солнце, пели птицы, было много шуток и веселья. Словом, праздник удался.
Учитывая более чем нежный возраст виновника торжества, гости удалились рано, и около восьми часов вечера Мей вошла в детскую, чтобы переодеть и покормить малыша.
Какой сегодня чудесный день, медленно текла в ее мозгу мысль, пока она занималась привычным для каждой матери делом. Дэвид оказался на удивление тихим ребенком, исключая лишь моменты, когда был мокрым или хотел есть. Сейчас как раз подошло такое время, и мальчуган несколько раз ткнул маму крошечным кулачком, пока не присосался к груди.
Мей сверху вниз смотрела на маленькое личико, на правильные красивые черты сынишки, и ее сердце переполнялось материнской гордостью. Поистине, крошка Дэвид особенный ребенок. Драгоценный дар для родителей.
Малыш в корне изменил существование Мей. В бутике сейчас ее присутствия практически не требовалось. Делами заправляла Элли. Помогала ей в этом Линда. И подобное положение вполне всех устраивало.
— Ну, как он?
Вопрос заставил Мей вынырнуть из приятных размышлений. Задумавшись, она не заметила вошедшего в детскую Косту. Мей подняла голову и так улыбнулась мужу, что у того сладко заныло сердце.
Известно ли ей, насколько сильна моя любовь, подумал Коста. Наверняка она не постигла еще всей глубины моих чувств.
Он пересек комнату и остановился, наблюдая, как жена кормит ребенка. Когда сынишка насытился, Мей отстранила его от груди и передала мужу.
Спустя пять минут Дэвида вернули в уютную кроватку, где он почти сразу уснул. Родители стояли рядом, любуясь младенцем.
— Красивое личико, — заметил Коста. — Точь- в-точь как у мамы.
— А глазки темные, как у тебя.
Мей прижалась к мужу, и тот коснулся губами ее макушки.
— Теперь наступило наше время, солнышко.
— Ммм… как заманчиво звучит! И что ты намерен предпринять?
Коста поправил на малыше одеяльце и повел жену в спальню.
— Хочу доставить тебе удовольствие.
— А ты не думаешь, что это несколько одностороннее действие? — лукаво взглянула на мужа Мей.
Он расстегнул пуговицы ее легкой трикотажной кофточки, помог снять ее, а затем и всю остальную одежду. Вскоре Коста припал к губам жены, сразу же получив горячий отклик. Через минуту в обоих забурлила страсть. Оставалось только переместиться на кровать.
— Твоя очередь подойдет позже, — прерывисто пообещал Коста, отвечая на последний вопрос Мей.
Действительно, спустя некоторое время ей удалось вернуть мужу ласки. Впрочем, продолжалось это недолго: из детской донесся плач сынишки. Поцеловав Косту, Мей спрыгнула с постели.
