С губ Джини слетел прерывистый вздох.
— Нет, Митч, ничего не получится. Ты думаешь, что я…
— Тсс… — шепнул он, точь-в-точь как минуту назад Селин. Только палец прижал не к своим губам, а к прелестному рту Джини. — Я ничего не думаю. Просто люблю тебя — и все. Если бы ты не удрала тогда, мы спокойно все обсудили бы и поняли друг друга.
Джини подняла на него взгляд.
— Но Триша, то есть письмо, которое она…
— Тсс… Не хочу слышать ни о каком письме! О Трише тем более. Я люблю тебя, и это единственное, что имеет для меня значение. А также надежда, что, возможно, когда-нибудь и ты полюбишь меня так же, как я тебя.
Взгляд Джини погас.
— Вот видишь, об этом я и говорю. Ничего у нас не получится. Потому что ты мне не веришь.
— Солнышко, я без тебя жить не могу, а ты такое говоришь! Если бы ты знала, что я пережил за эти дни…
— А я?! — воскликнула она. — Думала, умру от тоски. Пойми, то, что я написала в письме…
— Говорю же, ничего не хочу о нем слышать! Считай, что это в прошлом и не имеет к нам никакого отношения.
Митч вновь хотел прижать Джини к себе, но она уперлась ладонями в его грудь, на этот раз решительно.
— Нет! Хочешь, чтобы я уехала с тобой? Так вот, пока не объясню, не двинусь с места. Не хочу, чтобы между нами оставались даже малейшие недомолвки.
— Ну хорошо, — со вздохом сдался Митч. — Что ты хочешь мне объяснить?
— Почему составила письмо именно в таких выражениях. Видишь ли, Селин…
— Постой! — неожиданно прервал ее Митч. — У меня только что мелькнула мысль… Селин случайно не художница?
— Так и есть, — кивнула Джини.
— Хм, не та ли это Селин Брикстон, к которой за три года записываются в очередь на картину?
— На портрет, — поправила Джини. — Хотя она еще пишет замечательные натюрморты. Все верно, та самая Селин Брикстон. И я не зря написала ей именно такое письмо. — Она покосилась на вход в гостиную. — Видишь ли, в юности Селин сильно разочаровалась в одном парне, в которого была влюблена, и с тех пор чрезвычайно скептически относится как к любви вообще, так и к мужчинам в частности. То есть мужчин-то у Селин хватает, но она… как бы это сказать… просто развлекается с ними. Поэтому я не решилась писать ей, что люблю тебя. — Джини отвела взгляд. — Глупо конечно, но из боязни быть поднятой на смех я изобразила все так, будто, выходя за тебя замуж, заключаю нечто наподобие выгодной сделки. Тем более что когда-то впрямь мечтала о муже-миллионере. Откуда мне было знать, что письмо попадет в чужие руки!
— Но, по-моему, Селин Брикстон не нуждается в деньгах, — заметил Митч, машинально оглядывая элегантно обставленную гостиную.
Джини негромко рассмеялась — очевидно, впервые за последние дни.
— Уж кто-кто, только не Селин! Теперь видишь, что все, о чем идет речь в письме, относится исключительно к мечтаниям юности? Если бы не моя дурацкая мнительность, я так прямо и написала бы, что замуж собралась, потому что люблю тебя! Сказать об этом тебе было легче, чем признаться Селин…
— Солнышко… — взволнованно шепнул Митч, склоняясь над ней. — Я уж и не надеялся, что еще когда-нибудь услышу, как ты это говоришь — люблю тебя…
Джини молча потянулась к нему, и их губы встретились.
Наверное, это был самый долгий и нежный поцелуй за все время их знакомства. Казалось, они забыли обо всем на свете. И уж конечно не заметили появившейся на пороге гостиной Селин.
Та минутку постояла, насмешливо наблюдая за ними, потом закатила глаза к потолку и скрылась в коридоре.
— Ох, как же я тебя люблю! — произнес Митч, когда поцелуй наконец завершился.
— А я тебя, дорогой, — прошептала Джини, прижимаясь щекой к его груди. Однако через минуту вновь подняла голову. — Постой, а как ты меня нашел?
