— Я думал, женщины терпеть не могут мужчин, которые все время говорят о себе.
— Женщины терпеть не могут эгоистов, неважно, говорят они или молчат.
Но это замечание все равно не пробудило в Асе порыв к откровенности.
Поэтому когда Фиона пошла спать, она чувствовала себя ужасно одиноко, и это чувство усугублялось сложившейся ситуацией. Что с ней? Она должна думать, как решить свои проблемы, а не о том, что сейчас делает Ас. У него есть одеяло? В комнате достаточно прохладно, так что оно ему понадобится. А подушка?
Она укрылась с головой и начала повторять: «Джереми, Джереми, Джереми», пока, наконец, не заснула.
Глава 15
— Если я съем еще одну булку с отрубями, меня вырвет, — пожаловалась Фиона. — А полные люди, по-твоему, не проваливаются сквозь пол?
— Нет, если он кирпичный, — Ас взглянул на нее.
Было раннее воскресное утро. В коммуне для пенсионеров» они находились уже три дня. И оба еще никогда не чувствовали себя такими уставшими.
С той минуты, как они сюда попали, на них сыпались различные приглашения. Поначалу это их сильно воодушевило.
— Скоро мы все выясним, — сказала Фиона в первую же ночь.
Ас с ней согласился. Они представляли себе коммуну престарелых людей, как общество ничего не помнящих, поэтому были уверены, что легко со всем справятся. Основную проблему новоиспеченная пожилая пара видела в том, чтобы убедить своих соседей, что им уже пятьдесят и они могут здесь жить.
Но первая же женщина, которую встретила Фиона, воскликнула:
— Ух ты! Ты выглядишь просто потрясающе! Кто твой хирург?
Фиона застыла, не в силах ничего вымолвить. У женщины была фигура двадцатилетней. На ней были малюсенькие красные шорты и футболка, едва прикрывавшая небольшую, почти детскую грудь. Ее густые светлые волосы были собраны в хвост, а на идеальном лице не намечалось ни морщинки. Все время, пока они разговаривали, она бежала на месте.
— Скажи, если захочешь прогуляться, — сказала она, оглядывая Фиону с ног до головы, и, видимо, решив, что та недостаточно яркая. — Поболтаем.
— Да, конечно, — пробормотала Фиона. — Может, на следующей неделе…
Сзади нее сопел Ас. Выяснилось, что все их разговоры о маскировке напрасны.
Благодаря пластической хирургии и изнурительным тренировкам некоторые в «Голубой орхидее» выглядели гораздо моложе своих новых соседей.
У «Хазлеттов» была в запасе всего неделя, потом покажут «Рафаэля», и за это время им нужно разузнать как можно больше о том, что случилось в 1978 году, когда Фионе сравнялось одиннадцать.
Они жили тут уже три дня, но еще не нашли ничего, что помогло бы им приоткрыть завесу над тайной.
Меблированный дом, который им предоставили, оказался светлым и милым, и за эти три дня Фиона стала считать его почти родным. Это было одно из типичных зданий коммуны, которым занимался профессиональный декоратор. В доме было все, от посуды на кухне до полностью оборудованного кабинета. По мнению Фионы, здесь слишком преобладали черно-белые тона, но в целом было очень уютно, и она вполне могла себе представить, что живет тут постоянно.
Она готовила кофе. Так как любил Ас: из трех разных сортов, по чайной ложке каждого.
— А где твоя?.. — спросила Фиона с отсутствующим видом и проследила, куда смотрит Ас.
Он знал, что она ищет его чашку для кофе, большую, с ручкой, которая абсолютно не вписывалась в общее настроение дома.
— Если вспомнить о полученных нами паспортах, в коммуне немало знающих людей, — со вздохом сказал Ас, накладывая ей омлет.
Именно такой она любила: сладкий перец, немного лука и чуть-чуть черного перца — не столько, сколько нравилось ему.
— Думаешь, они все лжецы? — она вынула из тостера хлеб, с кунжутом для себя и с маком для него.
Немного масла себе и полкуска ему.
— Честно, я не знаю, помнят ли они что-нибудь. Может, их пичкают наркотиками, — он поставил "на стол две тарелки и усмехнулся.
— Что ты уже сделал? — она уставилась на него. — Ну, скажи!
— Ничего, — ответил он и откинулся на спинку стула.
Фиона поняла: он что-то скрывает.
— Что же? — она придвинулась к нему.
— Ничего, — повторил он с улыбкой, отодвигаясь дальше. — Совсем ничего. Вот только…
— Только что?
— Что ты пыталась достать в магазине, но не смогла?
— Ничего, — ответила она озадаченно. — У них все есть.
Сразу за воротами в коммуне расположился маленький магазинчик, где можно было найти даже самую экзотичную еду, достать ингредиенты как для тайской, так и для индийской кухни, но вот кое-чего там все-таки недоставало…
Глаза у Фионы стали большими.
— Нет, ты не мог! — сказала она. — Они сказали, что его больше не делают.
— Да, но вдруг у меня есть кое-какие связи… — ответил Ас и подошел к кухонному столу.
— Дай посмотреть! — она подбежала к Асу, но тот быстро поднял высоко над головой маленький толстый кувшин. — Это он! — закричала Фиона и попыталась схватить кувшин, но Ас развернулся и переложил его в другую руку.
— Если ты его разобьешь, я убью тебя! — пообещала Фиона, опять пробуя достать кувшин.
В первый вечер сосед угостил их ненавистными булочками с маком, на которых был восхитительный яблочно-сливовый джем. Фионе он так понравился, что она одна его и съела. Сосед сказал, что купил джем в магазине, но когда Фиона туда отправилась, ей объяснили, что именно такой больше не выпускается.
А сейчас Ас размахивал у нее над головой кувшином с этим джемом. Фиона встала на цыпочки, схватила его за локоть и потянула вниз. Но одной рукой она не могла ничего сделать, поэтому вцепилась в Аса двумя. Так тоже не получилась. Чтобы не упасть, она зацепилась одной ногой за его ногу, прилагая максимум усилий, чтобы достать джем. Ас смеялся над тщетными попытками Фионы.
— Да вы и правда молодожены! — донесся голос из-за стеклянной двери.
Как малыши, которых застукали на месте шалости, «Хазлетты» разом повернулись. Вошедшую звали Роуз Чайлдерс, она с мужем жила через четыре дома. В первую же ночь Чайлдерсы предложили Асу и Фионе поменяться женами. Себя они называли маятниками.
— Мы последние из вымирающей породы, — сказала Роуз.
Ас пробубнил:
— Надеюсь.
За что Фиона пнула его ногой под столом. Сейчас Роуз уже стояла на кухне, без стука спокойно открыв дверь.
— Не спорьте со мной, — всегда говорила она, входя, не постучавшись, в чей-нибудь дом. — Я жила в коммунах, и мы никогда не запирали дверей. Если происходило что-нибудь личное, то мы просто присоединялись.
