– Вы знакомы?
– И очень хорошо, – зло ответил Дутчке. – Слишком хорошо.
– Стало быть, вы – тоже социалист? – спросил я Шоу.
Он пожал плечами:
– Я предпочитаю понятие «коммунизм», но слова, в конце концов, не играют никакой роли. В этом и состоит проблема Дутчке – он слишком много ломает голову над дефинициями. Я же тебе говорил, Руди, что британские власти готовы арестовать тебя, что когда вы прибыли в Сайгон, американцы уже знали – со «Скитальцем» что-то не так. Должно быть, ваш радист тайно передал им сообщение. Но ты же не хотел ничего слушать – и вот из-за твоего упрямства погибли и радист, и Барри!
– Ты не имел никакого права захватывать корабль! – вскричал германский граф. – Ни малейшего!
– Если бы я этого не сделал, мы все теперь сидели бы в какой-нибудь из британских тюрем. Или были бы мертвы.
Корженёвский сказал слабым голосом:
– Все это в прошлом. Шоу поставил нас лицом к лицу с fait accompli,[23]и вот мы имеем то, что имеем. Но мне хотелось бы, чтобы вы получше контролировали действия своих людей, Шоу… Несчастный Барри не стал бы в вас стрелять, вы же это знали.
– Но вы этого не знаете. Моя армия – демократическая армия.
– Если вы не будете настороже, вас уничтожат, – продолжал Корженёвский. – Эти люди служат вам только потому, что вы сделали их лучшими разбойниками во всем Китае. Если вы попытаетесь насадить среди них дисциплину, они, без сомнения, перережут вам горло.
Шоу пропустил это замечание мимо ушей. Он прошел вперед, чтобы вывести нас на асфальтовую дорожку, ведущую к одному из зданий, построенных в виде пагоды.
– Я не намереваюсь утруждать вас и в дальнейшем. Как только мой воздушный флот будет готов…
– Воздушный флот! – с издевкой повторил Дутчке. – Это два-то корабля?
– Скоро у меня будет больше, – уверенно сказал Шоу. – Намного больше.
Мы вошли в прохладную темноту вестибюля.
– Опираться на армию – это давно устарело, Руди, – продолжал Шоу. – Я ищу опоры в науке. У нас множество проектов, близких к завершению, – а в том случае, если проект «АБ» окажется удачным, я, вероятно, вообще распущу всю свою армию.
– «АБ»? – Уна Перссон нахмурилась. – Что это такое?
Шоу рассмеялся:
– Вы – физик, Уна. Я раскрою свои карты вам последней.
В вестибюль вошел европеец в чистом белом костюме и улыбнулся нам. У него были седые волосы и морщинистое лицо.
– А, товарищ Спендер. Вы не могли бы разместить этих людей здесь на какое-то время?
– С удовольствием, товарищ Шоу, – пожилой господин подошел к пустой стене и провел по ней рукой. Тотчас же на стене рядами вспыхнули разноцветные огоньки. Некоторые из них были красными, однако большинство – голубыми. Товарищ Спендер одно мгновение задумчиво созерцал голубые огоньки, потом снова повернулся к нам. – Свободна вся восьмая секция. Минуточку, я подготовлю комнаты, – он коснулся нескольких голубых лампочек, которые после этого начали излучать красный свет.
– Все готово. Теперь там все включено.
– Спасибо, товарищ Спендер.
Я невольно задавался вопросом, что может означать этот странный ритуал.
Шоу провел нас по коридору. В больших окнах открывался вид на двор, где плескали фонтаны, сооруженные в современном архитектурном стиле – мне он был не совсем по вкусу. Наконец мы оказались возле двери, на которой была нарисована большая цифра «8». Шоу надавил ладонью на цифру и произнес:
– Открыть!
Тотчас дверь скользнула вверх и исчезла в потолке.
– Боюсь, вам придется разделиться по разным помещениям, – заявил Шоу. – Смотря по обстоятельствам.
По двое в одной комнате. Вы найдете все, что вам необходимо, и сможете сообщаться друг с другом по телефону. Так что до скорого свидания, господа, – он повернулся, и дверь снова закрылась за ним. Я подошел к ней и положил на нее ладонь.
– Открыть! – сказал я.
Как я и ожидал, ничто не пошевелилось. Каким-то образом дверь была изготовлена так, что узнавала руку Шоу и его голос! Воистину мы попали в город технических чудес.
После короткой дискуссии, всеобщего брожения по сектору 8, после того как были перепробованы все окна и двери, мы поняли, что бегство отсюда – дело не такое уж простое.
– Вам лучше всего будет занять одну комнату со мной, – сказал Дутчке, похлопав меня по плечу. – А Уна и капитан поселились бы по соседству.
Члены экипажа уже отыскали себе подходящие помещения и установили, что двери открываются и закрываются по команде.
– Очень хорошо, – ответил я графу презрительно.
Мы вошли в нашу комнату и обнаружили там две кровати, письменный стол, шкаф, комод, книжные полки с большим количеством беллетристики и прочей литературы, телефонный аппарат и еще один предмет, назначение которого не поняли – овальной формы, с молочно-голубой поверхностью. Наши окна выходили в благоухающий розовый сад, но оконные стекла оказались небьющимися, а открыть их можно было только на маленькую щелку, куда проникало немного воздуха и аромата роз. На кроватях лежали заботливо расправленные светло-голубые пижамы. Не обращая на них внимания, Рудольф фон Дутчке, одетый, бросился на свою кровать, повернул голову и печально улыбнулся мне.
– Ну вот, Бастэйбл, вы и познакомились с настоящим чистокровным революционером. Я рядом с ним, должно быть, выгляжу довольно бледно, а?
Я сел на край кровати и принялся стаскивать с ног сапоги, которые были мне тесноваты.
– Вы ничем не лучше, – сказал я. – Единственное различие между вами состоит в том, что Шоу еще более ненормальный. Он в тысячу раз безумнее вас! Вы, по крайней мере, направляете свою активную деятельность в рамки возможного. Он грезит о несбыточном.
– С этим я охотно соглашусь, – ответил Дутчке серьезно. – Но с другой стороны, с тех пор, как я был здесь в последний раз, он значительно расширил Город Восходящего Солнца. И кто бы мог поверить, что похищение такого большого пассажирского корабля, как «Лох Этив», – возможное для него дело? У меня нет никаких сомнений в том, что его технические достижения – к примеру, вот эти апартаменты – превосходят все то, что вообще существует сейчас в мире, – он нахмурился. – Хотел бы я знать, что такое этот его проект «АБ»?
– Мне это безразлично, – заявил я. – Единственное мое желание состоит в том, чтобы вернуться в знакомый мне цивилизованный мир. В нормальный мир, где люди имеют понятие о хороших манерах.
Дутчке оглушительно расхохотался. Потом он уселся и потянулся.
– Господи Боже ты мой, до чего же я голоден! Интересно, получим ли мы здесь вообще что-нибудь поесть?
