Ознакомительная версия. Доступно 80 страниц из 400
«Соответственно, я свободы действий лишаюсь?» – успел лишь растерянно подумать Германтов, чувствуя как дурманит его аромат свечей. Однако Вера, управлявшая ситуацией, резко к нему приблизилась, обожгла взглядом и сказала твёрдо, хотя вполголоса:
– Я не могу их загнать обратно, в вечную аморфность бездействия, эксперимент вышел из-под моего контроля. – Ваше будущее, ЮМ, уже целиком зависит от них, в их поведении, раскованном ли, вызывающем, угрожающем, возможно, и прочтёте вы предсказание. И, – как ни в чём не бывало, спросила по-домашнему, ласково: – Хотите ещё торта?
– Спасибо, – машинально пододвинул тарелочку.
Так, у неё проблемы с психикой и…
Она окончательно сошла с ума, или оба мы сумасшедшие?
– Догадываетесь ли, Верочка, как они воспользовались своей свободой действий? – спросил он с обидой в голосе. – В продолжение того сна, когда они заявились в мою спальню, они на меня на тёмной мокрой улице накинулись с кулаками, повалили на мостовую и в кровь избили, сами даже в крови моей перепачкались.
– Правда? – в глазах Веры мелькнул испуг.
Впрочем, она быстро овладела собой и, слегка разведя руки, молвила:
– Кровь – это всего лишь улики жизни.
Ещё и укол?
– И что же ещё они соизволят отчебучить?
– Не знаю, – в глазах её опять промелькнул испуг.
«Она за меня или за себя боится?» – успел поймать мысль.
Боится, что эксперимент её наказуем?
«Принимать всё, как есть», – включился внутренний голос, и Германтов, подчинившись, будто бы очнулся от наваждения. И мгновенно позабыл об обидных сонных манипуляциях, возможно, самопроизвольных, а возможно, и впрямь навязанных ему Верой, о подсчёте уколов и презрении к самому себе, запутавшемуся в разных таких желаниях, в никчёмных прикидках тех или иных вариантов для продолжения своей жизни. И отступили недавние совсем тоска и чувство отвергнутости… Да и что он и Вера могли бы уже доказать друг другу? Ясно ведь, что она обречена на заточение в своём мраморном дворце, а он сейчас может лишь мечтать, любоваться, однако никогда не сможет коснуться пальцами этой шелковистой кожи; теперь исключительный удел пальцев его – клавиши ноутбука.
И не грех ли сетовать на этот удел?
Завтра, уже завтра – наяву – войдёт он в виллу Барбаро.
Под навесом плавал трепетный предвечерний свет.
Истомившиеся лагуна и острова готовились отдаться закату.
Русское пение под гитару доносилось еле слышно с набережной: «Две странницы вечных – любовь и разлука…»
Скользяще подошла, щёлкнув крышечкой телефона и сбросив его в кармашек жилетки, Оксана.
– Последние новости о крахе ватиканского Банка?
– Нет, романтический звонок. Московский знакомый неожиданно в Венеции объявился и свидание пытался назначить. Он почти олигарх, поселился в «Хилтоне-Киприани». Он на аукцион приехал.
– Олигарх приехал на такой скромный аукцион? – удивилась Вера.
– Я сказала – почти олигарх, к тому же он филолог, у него может быть нацеленный интерес.
– Что это за аукцион? – Германтов решил, что и ему всё-таки не помешало бы быть в курсе.
– На торги выставлены личные раритеты и бумаги Дианы Мочениго.
– Полное имя красивее – Дианы Виринеи Клименти-Мочениго. Она в свои девяносто два года просто прелесть была, такой ясный ум, юмор, а умерла, как праведница, во сне. А Мочениго – знаете? Одна из древнейших венецианских фамилий, к ней, между прочим, и комиссар полиции, заснятый в зимней шапке в Петербурге, принадлежит.
– Дворец Мочениго, правда, давно пришлось продать.
– Какой красавицей была в молодости! И подруги её были красавицы, от парижских фотографий не отвести глаз, особенно одна мне запомнилась, групповая, перед витриной какого-то магазина…
– «Шекспир и компания»?
– Откуда вы знаете?! – в один голос воскликнули Оксана и Вера.
– Я видел эту фотографию.
– Где?
– Во Львове, давным-давно, – посмотрел на Оксану Германтов, – на той фотографии есть ещё и тётка моя, театральная художница. После её смерти эта фотография у меня дома хранится.
– Мир тесен, – сказала Вера.
– И Диана состарилась так красиво…
– Жизнь Диане выпала фантастическая. В Петербурге, потом в Париже, знала всех поэтов, художников, потом при Муссолини столько лет старалась в тени держаться, и потом ещё – несколько месяцев при нацистах, и всегда безупречно себя вела… У неё был сильный голос, начинала в парижских варьете, но потом пела два сезона в Ла Скала. И как она себя сохранила?
– Мы ей помогали разношёрстный архив приводить в порядок, – Оксана наливала себе просекко.
– И что в архиве самое интересное? – спросил Германтов и тоже налил себе из кувшина полстакана просекко.
– Там нет ни картин, за которыми гоняются коллекционеры, ни модных всегда антикварных цацек, поэтому на торгах не будет шума и большой прессы. Самое главное в архиве – письмо Мандельштама, автографы Заболоцкого, есть ещё ворох каких-то прозаических густо исписанных страниц и много рисунков: эскизы Татлина, Бурлюка и знаменитые артисты в театральных костюмах…
– И наброски, подкрашенные акварелью, кажется, Юркуна, такие живые.
– И какие-то ноты с пометками.
– Кому адресовано письмо Мандельштама?
– Гильдебрандт?..
– Арбениной? – подсказал с вопросительной интонацией Германтов, а в висках застучало: не зашёл, чтобы расспросить об отце, не успел.
– Да, Гильдебрандт-Арбениной, она, кстати, поспособствовала пополнению архива, от неё Диане, как нам сама Диана рассказывала, какой-то амбал нежданно и нелегально привёз из Советского Союза в середине семидесятых гору бумаг и рисунков, целый мешок вывалил.
Заиграл-зазвонил телефон. Вера отошла в угол террасы, певуче заговорила по-итальянски.
– Я так волнуюсь за Веру Марковну, – Оксана положила себе на тарелочку микропирожное, – сердце всё опасней пошаливает, у неё столько переживаний…
Германтов смотрел вопросительно.
– Она тоскует, никак примириться не может с тем, что бросила аспирантуру и не стала защищать диссертацию, потеряла профессию. Мучила себя много лет, а сейчас ещё такой эмоциональный всплеск.
«Кругом виноват, – подумал Германтов, – кто же ещё?»
– Это Бруно, – сказала, подходя, Вера.
– Что в Гватемале?
– Пуск завода отложен, рядом с заводом случился оползень, и Бруно задержится на несколько дней.
– Что будет выпускать завод?
– Там супероборудование, станки запрограммированы на автоматическую разрезку и шлифовку мраморных плит.
Ознакомительная версия. Доступно 80 страниц из 400
