– Нет.
Пока все идет хорошо.
– А это тебе, – Майлз протянул матери розу.
– Мне? – удивилась она. – Я думала, это для твоей девушки из школы. Для tu amor.
– Нет, она для тебя. К тому же у меня нет девушки из школы, – сказал Майлз. Мама взяла розу и поднесла ее к носу.
– Ты до сих пор не пролил сальсу? – пробормотал отец, выкладывая кусок пиццы на тарелку, которую он достал из шкафа. – Кстати, эта роза искусственная?
– Я купил пиццу и розу, чтобы извиниться.
– Хватит уже извиняться, лучше потанцуй со мной, – сказала мама Майлзу и взяла его за руку. – Помнишь, как мы постоянно с тобой танцевали, когда ты был маленьким? – она вертелась взад-вперед, ноги и руки двигались синхронно.
– Когда ты не писался в штаны, не писался в кровать или не донимал меня, – пошутил отец.
– Не слушай его, – женщина отмахнулась от слов мужа. – Пошли.
И Майлз с матерью танцевали и танцевали, он то наклонялся, то поворачивался, будто боксировал.
– Меньше движений задом, больше талией. Вбок. Вбок. Позволь телу делать то, что оно хочет. Оно само тебе подскажет, как двигаться, – наставительно сказала мама Майлза. Потом к ним присоединился отец.
– Yo soy un hombre sincere, de donde creca la palma, – пела Селия.
– Отлично! – воскликнула мама Майлза, взяв мужа за руку.
– Видишь, сынок, после того как прольешь сальсу, нужно закрепить результат вращением в танце, – похвастался отец. – Каждый раз срабатывает.
Через пару часов, когда Майлз сидел в своей комнате и, как обычно, начищал кроссовки – а точнее, подошву зубной щеткой, – в дверь постучали. Майлз подумал, что родители все- таки придумали наказание. Отец часто так делал. Целый день ждал, смеялся, шутил, делал вид, что все нормально, как вдруг – бам! Наказание.
– Входите.
Как он и подумал, это был отец. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней.
– Выглядят отлично, сын, – сказал он, посмотрев на кроссовки.
– Спасибо.
– Нам надо поговорить, – Майлз вздохнул, но отец продолжил: – Насчет завтра. Просто хотел уточнить, не передумал ли ты. Если передумал – ничего страшного.
– Идти в тюрьму? Нет, не передумал, – Майлз с облегчением поставил кроссовку на пол. – А ты?
Теперь отец вздохнул.
– Нет, – он подошел к кровати, сел. – Просто хочу убедиться, что мы будем готовы ко всему. В случае, если он окажется не тем, кем мы думаем. Или если он скажет что-то плохое. Тюрьма, она… меняет людей. Поверь мне, я знаю, – Майлз слышал тревогу в голосе отца, хрипоту, будто у того пересохло в горле. Но Майлз ничего не ответил, просто посмотрел на отца и кивнул. Отец хлопнул его по руке и встал. – Ладно, это все, что я хотел сказать, – он наклонился и поцеловал Майлза в лоб. – Спокойной ночи.
Открыв дверь, он обернулся.
– Да, и спасибо за пиццу, – его лицо расплылось в хитрой улыбке. – Хотя пары-тройки анчоусов ей бы не помешало.
Вместе с тяжелым грузом пережитого дня в комнату Майлза проскользнул сон – сразу после того, как из нее вышел отец. Вскоре Майлз незаметно для себя заснул. Майлз не помнил, как ложился. Он сидел на кровати, а через секунду оказался на диване. Кожаный диван, но не в его доме, а в том самом доме, где Майлз никогда не был, но который он хорошо знал. Маленькое окно в его комнате сменилось на огромное, наглухо зашторенное белыми льняными занавесками. Его босые ноги стояли на выложенном плиточной мозаикой полу. В помещении стоял запах грязи, сырости и табака. Клочки кошачьей шерсти парили в воздухе, как маленькие призраки.
– Знаешь, что я больше всего в тебе ненавижу, Майлз? – голос исходил из соседнего кресла. Кресло было огромным, поэтому он не сразу заметил сидящего в нем человека. Это был мистер Чемберлен. Желтая полупрозрачная кожа. Усы и потрескавшиеся губы. Он сидел, сложив руки вместе, впиваясь ногтями одной руки в пальцы другой. – Твое высокомерие. Ты веришь, что действительно можешь спасать людей. Что ты можешь творить добро. Но суперсилы не принадлежат веткам с такого дерева, как твое. Твое дерево гниет с самых корней. И его, приятель, нужно срубить.
Майлз не смог ничего сказать – казалось, что ему отрезали язык. Запаниковав, он перебрался на дальний от кресла край дивана, так что заскрипела кожа. Вдруг на спинку дивана вскочила белая кошка. Майлз посмотрел на нее, затем опять на мистера Чемберлена, который превратился в еще более призрачную фигуру- Длинные седые волосы на подбородке. Острый нос. Зубы, похожие на запеченные зерна кукурузы.
– Человек-Паук, – заговорил он, его голос эхом отдавался в ушах, на губах играла отвратительная улыбка, – ты не знаешь меня, но я знаю тебя. И я приду за тобой.
Глава 9
Ты не знаешь меня, но я тебя знаю! – веселым тоном крикнул отец в коридоре. Майлз проснулся, сердце билось, как дикое животное, пытающееся вырваться на сво-боду из его груди. – Если ты пойдешь, Рио, Майлз вернется домой с выбритой полоской на брови и несколькими проборами.
– Ха! Джефф, уже давно не девяностые. Подростки больше не выбривают полоски на бровях.
– Суть не в этом. Просто ты разрешишь парню стричься, как он захочет.
– Ну, потому что это его волосы, дорогой.
– Да, я знаю, – тук-тук-тук. – Майлз, сын, вставай. Прежде чем поехать в тюрьму, тебе еще нужно успеть подстричься. – отец пошел обратно по коридору. – Да, детка, я знаю, но он ходит в эту школу, и я не хочу, чтобы о нашем сыне говорили всякую ерунду. Так что до лета будем стричь его аккуратно, а потом пусть хоть брови сбривает, мне все равно.
– Что ж тебе его брови все покоя не дают?
«Доброе утро», – сказал Майлз самому себе, закрывая руками глаза, чтобы они постепенно привыкли к свету, заливающему спальню через окно. Однако один глаз не открывался. Он тер его и тер, пока глаз не начал слезиться, но слезы все равно не вымывали то, что в него попало. Парень пошел в ванную, двумя пальцами раздвинул веки, а второй рукой вытащил то, что мешало моргать. Он рассмотрел находку – длинный белый волос.
Затем долгий горячий душ.
Однако недостаточно долгий, потому как вскоре мать постучала в дверь ванной.
– Майлз, вообще-то нам еще платить за горячую воду, – и следом, – Майлз, твой отец уже устал ждать, а ты знаешь, что это значит.
Это означало, что отец съест завтрак Майлза. Просто из вредности.
В конце концов Майлз выбросил из головы странный сон, перестал обливаться кипятком в душе, оделся, быстро проглотил свой завтрак: яйца и приготовленные в микроволновке вафли, – поцеловал маму, посмотрел, как отец целует маму, и отправился на выполнение субботней миссии номер один: пошел в парикмахерскую.
