Книга Последний еврей из КГБ - Борис Барабаш

Нам в дверь позвонили. Я открыл, и увидел на пороге Теплухина Ивана Александровича. Как всегда, когда я его видел, в душе стали бороться два несовместимых чувства – симпатия и ее противоположность. Теплухин вообще был соткан из противоположностей. Сила и робость, открытость облика и лукавство в глазах, мягкость в голосе и металл в нем же. Мне сложно было понять этого человека. Думаю, он в равной степени мог вынести человека из огня, а мог спокойно арестовать или даже застрелить его же. Во всяком случае, так мне казалось. Поэтому, когда я увидел Теплухина, не знал какую гримасу скорчить, и как себя вести. Играть с ним в радушие было глупо. Он меня видел насквозь. Притвориться, что он мне неприятен было бы таким же безнадежным делом, как и показная радость. Поэтому, я остался самим собой, и пригласил его войти. Вообще, это роскошь – оставаться самим собой! Чаще всего люди ходят в масках, а с годами большинство из них вообще забывают, каковы они есть на самом деле. В разном окружении человек примеряет разные маски. Возможно, это правильно. Но, как приятно, все же, побыть самим собой, и знать, что за это ничего не будет! Мне вдруг захотелось Теплухину надерзить. Но в тот день мне не повезло. Мое поведение позволило Теплухину быть со мной более откровенным.

– Добрый день, молодой человек! – протягивая мне руку, сказал Иван Александрович.

– Здравствуйте! – ответил я.

– Как ваши дела?

– А вы за этим пришли? Узнать, как у меня дела?

– И за этим тоже.

– Тогда докладываю! Дела идут хорошо.

– Ну, я вам не начальник. Поэтому можете мне не докладывать, а просто сказать.

– Уже сказал. Повторить?

– Не нужно. Я услышал то, что хотел. Лучше мне скажите, чем я вас прогневил.

– Ничем. С чего вы взяли?

– Ну, как-то догадался. По тону.

– Извините. Я не хотел. Просто, когда вы приходите, я знаю, что у вас с папой будут разговоры. А потом папа нервничает. Вы, кстати, не хотите узнать, он дома или нет?

– Не хочу. Потому что, я знаю, что папа дома, – переходя на шепот, сказал Иван Александрович.

– Ну, тогда я его сейчас позову. Проходите.

– Спасибо. Минуту вашего внимания! Раз, уже, вы о нервах отца заговорили… По секрету вам сообщу, что я вашему отцу не враг. Просто в жизни не всё, и не всегда идет так, как хочется. Не всегда личные отношения – главное. Есть еще и работа, и куча всего остального. Но вашему отцу я ничего плохого не делал. И не сделаю.

– Я это знаю. Иначе бы не пустил в дом.

– А откуда вы можете это знать?

– Чувствую. Вижу.

– В ваши-то годы…? Ну, тогда позовите папу, пожалуйста.

– Я позову, но вы проходите!

– Нет! Спасибо! Я тут в коридоре подожду. Все равно хочу предложить ему пойти прогуляться. Хотя… Еще минутку! Пару слов для вас персонально. Как у вас дела в школе?

– Все в порядке.

– Я так и думал. Ну а как успехи по химии?

Я все понял. Предательски засосало под ложечкой. Таки батя был прав! Дело дошло до конторы.

– Вы ж все знаете.

– Не все, но наслышан.

– Так что мне говорить?

– Действительно, вам говорить особо нечего. Вы уже учителю все сказали. Ладно… Скажу вам прямо. Из-за этого частично я тоже пришел. Учителя фамилия Слободенюк? Так?

– Так.

– Мы с ней побеседовали. И не только с ней. Вы же понимаете, что на сигналы мы должны реагировать?

– Понимаю.

– Вот и хорошо. Если бы вы были сыном другого отца… А так, я думаю, что много объяснять вам и не нужно.

– Не нужно.

– И это хорошо. Так вот… Мы ее пригласили. Она больше так не будет. Но вам я скажу вот что. Будьте осторожны! Вам хоть и 13, но вы уже взрослый человек. И я думаю, прекрасно понимаете, что сейчас происходит. Поэтому, прошу вас… Договорились?

– Договорились. Спасибо.

– Не надо. Не за что говорить спасибо. Отца и мать берегите… Ну, так где он, кстати?

Я покраснел. Чувствовал, как горят у меня щеки, и скрыть это не удавалось. Им, ведь, не прикажешь. Предатели! Впрочем, Теплухин, может, и не заметил? Хотелось в это верить, но нельзя было проверить. Поэтому, я шустро ушел за папой, рассчитывая на то, что мне удастся стать таким, каким я был раньше.

С Теплухиным он поздоровался тепло. Перекинувшись несколькими словами, отец стал собираться. Вскоре они ушли, а я решил пойти во двор. Там играли в футбол. Мне на третьем этаже старого здания нашего дома было слышно, как во дворе кипят страсти. Воротами служили два подъезда друг против друга, полем был весь двор. Мастерство игроков нашего двора крепчало. Ведь надо было не только обыграть противника, но еще обойти соседей и не вклеиться во фруктовые деревья, растущие во дворе. Все это сопровождалось криками, шумом и иногда привлекало внимание заядлых любителей забить козла. В тот день все было именно так. Миша Лиман, грузчик гастронома, одним глазом смотрел на нас, другим следил за перипетиями домино. Я был весь в игре. В начале моей карьеры дворового футболиста меня никто не хотел брать в игру. Но потом, после того, как я стал попадать по мячу, мое участие расценивалось уже, как шанс не проиграть. Внимание взрослых только усиливало потенции игроков. В пылу борьбы я, конечно, не заметил отца. А он стоял, и смотрел на игру. Его выдал Миша Лиман. Он испытывал к папе смешанные чувства страха и почтения, и как только папа появлялся на Мишином горизонте, тот старался найти повод, чтобы с папой заговорить. «Здрасьте, Абрам Самойлович!», – вдруг раздалось во дворе. Ну, кто мог быть этим «Абрамом Самойловичем»? Только мой отец. Я отвлекся от игры. И мы тут же получили гол в свои ворота. Меня не побили. Мы и так вели в счете. Но уходить с поля тогда, когда из-за меня забили мяч, было позорно и равносильно плевку в лицо. Я решил остаться, и доиграть. Крикнул: «Па! Я сейчас!», и бросился в гущу борьбы. Хотел забить, и чтобы батя это видел. А то, вдруг, и похвалил! Гол я не забил. Но мы выиграли. И папа похвалил. Тут же подошел Миша Лиман.