Кап кап
Я очень мал
Кап кап
Что это капает
Или это я маленькое крошечное как капелька
То ли я было то ли меня не было
Было ли я частью чего-то огромного как Мать вселенная как Отец Хаос
Или это только сон
Словно меня отщепили отцарапали отрезали
А потом спрятали приклеили присоединили
И снова я дышу и могу думать
Могу понимать, что я — это я
И что я хочу есть
Хочу расти хочу вырастать
Небо свинцовой гирей продолжало нависать над Пензой. Дождь не прекращался который день, и временами начинало казаться, что он льет уже целую вечность.
В коридорах школы, и так довольно хмурых, теперь навсегда замерли сумерки. Лампы дневного света, укрепленные под потолком, почти не разгоняли этот пыльный полумрак, навевая тоску. На переменах почти не было слышно смеха и обычной веселой возни учеников, даже редкие в последнее время разговоры казались приглушенными и бессодержательными.
Стены классов оплывали масляной краской, и если бы кому-то со стороны довелось заглянуть в плохо вымытые окна, он бы заметил, что пигмент влажно поблескивает, навевая неприятные мысли о гигантских слизнях.
Воздух в школе был какой-то спертый, неприятный и затхлый. Правда, этого никто не замечал, будто, закрывая за собой входную дверь, каждый ученик или преподаватель переставал существовать для остального мира. Здешняя атмосфера вытесняла нормальное восприятие, делая все, что находилось за пределами школы, нереальным и плоским.
Учителя, еще совсем недавно горячо сетовавшие на понизившуюся успеваемость своих подопечных, перестали обращать на это внимание. В учительской между уроками было непривычно тихо, даже кофеварку больше никто не включал. Каждый сидел, погрузившись в собственные мысли или бесцельно уставившись в тетради. Только иногда внезапно хлопнувшая дверь или стук случайно упавшей ручки заставлял людей вздрогнуть и на мгновение прийти в себя, чтобы через несколько секунд снова погрузиться в глухую апатию.
Школьники, по сути, мало чем отличались от своих учителей, утративших внезапно всякий интерес к жизни. Они ходили на уроки, вроде бы даже слушали, но почти ничего не записывали. Домашнюю работу никто не делал — даже отличники теперь не интересовались занятиями. Если кого-то вызывали к доске, ответы звучали невпопад или отсутствовали вовсе. При этом из класса не звучало подсказок и глупых комментариев, не было попыток похихикать над незадачливым недотепой. Даже мелкие шалости перестали случаться. В аудиториях царило молчание, сквозь которое вяло ползла неспешная монотонная речь педагогов, явно не достигая сознания учеников.
Как ни странно, но пугающих изменений, происходящих вокруг, не замечал даже Роман, хотя он единственный из всех сохранил свой обычный вид и реакции. Впрочем, его поведение тоже изменилось и внешне походило на поведение остальных. Только объяснялось это куда проще: парень влюбился. Влюбился настолько, что все его мысли были заняты медноволосой красавицей Юлей, а весь мир сделался неважным и малоинтересным.
Каждого следующего факультатива Греховой Роман ждал как манны небесной. У него уже вошло в привычку подглядывать за занятиями через стекло в двери кабинета химии. А после их окончания вместе с Юлей и чертовым Шаткиным провожать девушку домой. Единственное, чего парню действительно хотелось, — это чтоб Дима заболел, уехал или передумал идти в полицию — лишь бы остаться с прекрасной гимназисткой наедине. Но пока что судьба ему явно помогать не собиралась.
Так как другого варианта не было, ему оставалось только ждать, сгорая от нетерпения и, чего уж греха таить, ревности. Ведь проклятый красавец Шаткин проводил с Юлей гораздо больше времени и мог легко втереться к ней в доверие, ведь у них была общая страсть — химия.
Дома Волкогонов периодически доставал из нижнего ящика письменного стола иридиевую плату, которую пока так и не продал, коробку со своими скромными накоплениями и размышлял, как потратит вырученные за нее деньги.
Иногда он решал, что на все деньги купит огромную охапку тюльпанов, штук сто, — как-то Юля ему обмолвилась, что это ее любимые цветы. А иногда начинал планировать их совместную поездку в Москву… Да, вроде на экскурсию, но…
Урок географии тянулся бесконечно долго, даже невзирая на то, что Роман витал в своих любовных раздумьях. Личун монотонно вещал о «рисунке расселения и хозяйственных зонах Российской Федерации», вгоняя в тоску, казалось, даже себя самого. Что уж говорить об учениках, которые сидели на своих местах с отсутствующим видом и хранили угрюмое молчание.
Волкогонов тоже помалкивал и выводил на последней странице тетради по географии внезапно пришедшие в голову строчки, которые посвящались его прекрасной гимназистке:
Волосы цвета меди, Нежная строгость взгляда. Я, будто ржой изъеден, Только и жду, что рядом И у тебя немного Чаще забьется сердце…
Не успел он дописать последнее слово, как в гробовой тишине класса набатом ударил звонок. И прямо перед выходом из класса произошел затор, в центре которого что-то подозрительно шевелилось.
— Похоже, драка, — словно нехотя выдавил из себя Масляев и сделал шаг по направлению к толкучке.
— Дайте пройти… — возвысился над учениками голос Личуна. — Сейчас же разойдитесь… и дайте мне пройти.
На последних словах толпа старшеклассников расступилась, пропуская Виталия Алексеевича, который миновал их с безучастным лицом и прямиком направился к лестнице, даже не оглянувшись.
Странно, совсем не похоже на толстяка. Но — что-то случилось со школой и ее обитателями. Как только одноклассники Волкогонова поняли, что учитель вмешиваться больше не будет, ряды снова сомкнулись.
— Ну, че? Теперь ты точно попал, — зазвучал из середины толпы глухой голос Сашки Долгова.
— Нет, это ты попал, — ответил ему странно спокойный голос Димы Полковницкого.
Роман удивился: Полковницкий, огромный здоровяк, никогда не лез на рожон, а тем более с Долговым. Так что повода для конфликта этих двоих Волкогонов придумать не мог.
— Эй, народ, из-за чего сыр-бор? — попытался он встрять в ситуацию нарочито веселым голосом, но его попытку все проигнорировали. Судя по всему, сделать было уже ничего нельзя. Однако можно было минимизировать ущерб, если это вообще было реально.
— Вы ж не собираетесь здесь махаться, аллё?! На фига проблемы? Давайте за гаражами, как обычно.
