Это выглядит абсурдно, но больше половины просящих критики реагируют именно так. И чем яростнее кто-то пишет «порвите меня на куски!», тем больше вероятность описанного выше диалога. После нескольких таких случаев желание разбирать чьи-то произведения сильно уменьшается! Появляются сомнения: а нужно ли это вообще? А хочет ли он критики? И, в конце концов, моя ли это миссия — сказать всю правду о результатах его труда?
Специалисты, которых часто спрашивают, все менее охотно отвечают. В какой-то момент они начинают шутить, что «некоторые за такое получают профессорскую зарплату в университете». Это совсем другое дело, когда получаешь зарплату за то, чтобы исправлять ошибки новичков, и сами новички находятся в ином положении — они должны выполнять задания, зарабатывать оценки. Они платят за то, чтобы их научили. И пришли учиться, потому что знают, что несовершенны. Здесь все гораздо проще, чем с друзьями и знакомыми, с которыми потом еще общаться и дружить.
Чем дальше, тем труднее уговорить человека на подобный эксперимент. А представить, что он полезет разбирать работы там, где его вообще об этом не просили, невообразимо! Он не знает, куда деться от вопрошающих, все это разбирание, поиск решений, обсуждение и советы он ощущает как работу Он это еще изредка делает по большой дружбе, но ему давно надоело. Вот такие люди ни за что не станут писать незнакомым людям умные советы на двух страницах.
Соответственно, занимаются этим люди совсем другие. У которых все наоборот. Никто их не спрашивает, никого их мнение особо не интересует. Потому что не видно повода спрашивать что-то именно у них. Сами они ничем не блещут. Им еще не надоело давать советы, потому что приходится делать это редко или никогда. И у них слишком много свободного времени, потому что ничем своим серьезным они не заняты.
Это, конечно, не универсальное описание всех, кто без приглашения начинает умничать, увидев ваше произведение. Но чаще всего — именно так. Исходя из этого я для себя первым делом решила игнорировать критику тех, кого я о таковой не просила! Также у меня вызывают сомнения критики, которые суют свой нос во все и поучают всех. Очевидно, что для них это просто хобби и ко мне отношения не имеет.
Я выбираю себе несколько человек, про которых я знаю, что:
— они разбираются в данном вопросе;
— они дружественно настроены по отношению ко мне и искренне желают мне хорошего;
— у нас более или менее совпадают вкусы в данном вопросе, и они разбираются в стиле и направлении, в которых я работаю;
— если работа коммерческая, они тоже должны иметь опыт работы с клиентами и знать специфику рынка (таким образом, понимая, что некоторые вещи в данном случае нельзя сделать, потому что не удастся это продать).
Их я и спрашиваю, с ними разбираю ошибки и прошу помочь в поиске решений. При этом стараясь помнить, что даже в таких благоприятных условиях может встретиться человек, у которого просто какая-то личная проблема с моим произведением, не связанная с качеством работы.
У каждого бывает, что «нашла коса на камень» и что-то раздражает и не нравится, хотя остальных все устраивает.
Единственное, что для меня является серьезным «звоночком», это если разные люди независимо друг от друга, с приглашением или без, цепляются за одну и ту же деталь! Это верный признак, что здесь в самом деле что-то не то. В таких случаях я присматриваюсь к мешающему объекту повнимательнее — почему он им всем действует на нервы? Даже если мне самой эта деталь нравится или я не понимаю, что с ней не так, я часто просто изменяю ее. Это, безусловно, давление публики, которому я малодушно поддаюсь, но тут меня просто раздавливают сомнения: слишком много совпадений не может быть случайностью.
Естественно, исключением из этого являются преднамеренные провокации. Если автор знает, чем его работа раздражает зрителей, и специально добивался такой реакции, он может считать свой эксперимент удачным.
О странных творческих целях и причудливых желаниях
Говоря о разногласиях между авторами и критиками, стоит упомянуть такое явление, как «непонятные творческие желания». Это когда кому-то очень хочется и даже нужно попробовать нечто изначально далекое от его творчества, стиля, ремесла и идеалов.
Вопрос этот — философский, поэтому не стоит подходить к нему с логическими объяснениями. Но иногда, чтобы хорошо сделать что-то одно, нужно попробовать сделать совсем другое. Даже (или особенно) если эти задания глубоко противоречат друг другу. Классический пример — когда художника, работающего в академичной манере, вдруг «пробивает» желание порисовать абстрактные картины. Обычно художники-реалисты недолюбливают абстракционистов, считая их наглецами, которые не умеют рисовать и прикрывают этот недостаток своими черными квадратами. Цены на их работы они считают завышенными, потому что непонятно, за что тут платят, — в картине, на которую одним движением вылили ведро краски, не содержится никакого труда. То ли дело произведения, на которых вырисовывали детали месяцами, и это видно! В лучшем случае представители этих жанров не ссорятся, а просто пожимают плечами. Приговаривая: «Это не мое, это мне непонятно!»
Тем не менее случается, что «заядлый академист» начинает испытывать непреодолимое желание просто так «пошвыряться краской». Стоит ли упоминать, что при первой же попытке повторить произведение какого-нибудь Антони Тапиеса выясняется, что сделать такую «абстрактную мазню» не так уж просто и в произведениях успешных абстракционистов содержится какая-то загадка. За первой попыткой следуют другие, появляются новые творческие цели. Выясняется, что не все кляксы одинаковы, одни нравятся больше других, а чтобы получить именно те, которые нравятся, нужно изворачиваться и выдумывать. Некоторые, побросавшись краской в холсты, успокаиваются и возвращаются к своим обычным делам.
Другие вдруг решают сделать серию реалистичных картин, тех самых, над которыми нужно работать сотни часов, только для того, чтобы залить ведром краски готовое произведение. В этом есть что-то от практики тибетских монахов, долго насыпающих филигранные узоры из цветного песочка ради того, чтобы потом смести их веником в кучу. Это философский акт. Духовное упражнение.
Многие после подобных экспериментов больше никогда к ним не возвращаются. Большинству они идут на пользу. Я знаю, что именно самым аккуратным студентам, любящим вырисовывать мелкие штрихи и вечно подчищающим рисунок по миллиону раз, полезнее всего упражнение со швырянием краски в стену. Позанимавшись созданием колоритных, выразительных, динамичных и темпераментных клякс, они возвращаются к своему делу. Но в них что-то меняется. Их аккуратные работы становятся иными от того, что они что-то в себе раскрыли и освободили. Некоторых на такие опыты подталкивают друзья или наставники, другие додумываются до них сами. В любом случае здесь бесполезно устраивать «разбор полетов» и строгим тоном спрашивать: «А что это с тобой? Никогда так не делал, и вдруг? Тебе не идет. Это не твое».
