— Мы не от тебя скрывали, Чарли, — объяснила Симона. — Просто Грег не хотел, чтобы об этом узнала Розалинда.
— Розалинда? А это еще почему?
Она неловко пожала плечами, сунув руки в карманы и размешивая ногой снежную кашу, как непослушный ребенок. От холодного ветра у меня начинали неметь щеки.
— Грег сказал, что его первый брак всегда был больной темой. И что он никогда не рассказывал Розалинде обо мне, а когда она узнала — это случилось, когда частный детектив О’Халлоран пришел с ним поговорить, — то испытала сильнейший шок. Думаю, Лукас не хотел огорчать Розалинду еще больше, поэтому предложил, чтобы мы ей не рассказывали об анализах. Но мы их сдали — разве это ничего тебе не говорит о Греге?
Ты имеешь в виду, что он трусливый и неискренний — даже со своей собственной женой? Я подумала, что, если озвучу свое мнение, это не поможет мне переубедить Симону, так что не стала этого делать.
— Так когда вы узнаете результат?
— Да вроде через несколько дней. Грег сказал, что лаборатория, в которой он взял набор для теста, обещала все сделать быстро.
— Где он его взял? Набор, я имею в виду.
Симона открыла рот, нахмурилась и снова закрыла.
— Я не знаю. Когда мы зашли сегодня утром в его кабинет, набор уже лежал в столе. Я не спросила. Но главное, что мы сделали тест, разве нет?
Я покачала головой:
— Не знаю.
Когда Симона только завела разговор об анализах ДНК — это было накануне вечером, — Лукас, казалось, не особенно был настроен их сдавать. Или просто опасался реакции Розалинды? В любом случае набор для теста он приготовил заранее. Это говорило об определенном обдумывании и планировании. Возможно, он и впрямь настоящий отец Симоны и старается ради душевного спокойствия дочери. А может быть, он просто тянет время.
Для чего?
В конце концов, откуда мы знаем, что по адресу лаборатории не живет какой-нибудь его сообщник, который отправит обратно пачку поддельных официальных документов? Я бы не смогла отличить настоящие результаты теста от искусной фальшивки и держу пари, что Симона тоже не сможет.
Дверь открылась, и Элла выбежала из магазина, оставив Розалинду внутри. Девочка бросилась к Симоне, и та нагнулась, чтобы взять дочку на руки. Элла обняла мать за шею обеими руками и крепко прижалась к воротнику ее пальто.
— Что случилось, детка?
— Ты сердишься на Чарли?
Симона вздохнула.
— Нет, дорогая, нам просто нужно было обсудить кое-что наедине.
Элла обернулась, сжала кулачки и притворилась, будто хочет меня ударить.
— Ты же не злишься на бабушку с дедушкой, Чарли? — спросила она, пронзая меня ясным взглядом своих синих глаз. Ее взгляд проник в мою грудь и прямо в сердце, коварный и жестокий, как лезвие. Как откровение.
Черт. Когда этот ребенок успел меня покорить?
Я вытянула руку, откинула кудряшки с ее лица и даже сумела с грехом пополам выдавить подобие улыбки.
— Нет, — сказала я. — Конечно нет.
Элла одарила меня открытой, искренней улыбкой и протянула ко мне обе руки. Я секунду колебалась, затем приняла девочку из рук Симоны. Она крепко прижалась ко мне, уткнув лицо в воротник моей рубашки. Ее волосы щекотали мне подбородок. Я обняла малышку, вдыхая аромат клубники и мягкий запах детского шампуня, которым Симона мыла ей голову. По какой-то непонятной причине мои глаза увлажнились — я решительно обвинила в этом ледяной ветер. Но в тот момент я бы не раздумывая убила или умерла ради нее.
И тут же меня осенило. Если окажется, что Лукас и Розалинда действительно мошенники, они разобьют сердце не только Симоне.
Обернувшись, я посмотрела на входную дверь, где Розалинда по-прежнему наблюдала за нами. На мгновение я обратила все мысли, проносившиеся у меня в голове, в один беспощадный взгляд. Всего секунду спустя она отвернулась. Я почувствовала, как мой гнев теряет цвет и становится грязно-серым, как снег под ногами, и таким же холодным.
Если это всего лишь жестокий обман, как Симона станет объяснять это дочери? На самом деле они не любили тебя, Элла, — они просто притворялись…
Мои мысли вернулись к мишени, которую я только что расстреляла в тире Лукаса. Последние четыре выстрела. Два в сердце. Два в голову. И я знала, что если кто-нибудь будет угрожать моим клиентам, у меня хватит духу выстрелить так на самом деле. Я уже это доказала.
Сержусь ли я на них, Элла? Нет. Но если они причинят тебе зло, тогда ты увидишь, как я по-настоящему сержусь…
В течение последующих двух дней все было спокойно. Розалинда и Лукас показали себя превосходными хозяевами. Они уверенно играли роль бабушки и дедушки, обожающих свою внучку, и всячески баловали Эллу. Феликс Вон не появлялся. От Шона больше не поступало никакой информации о Лукасе — ни хорошей, ни плохой. Поскольку я понимала, что ничего не могу поделать до получения результатов теста, мне оставалось только не отходить от Симоны с Эллой и ждать следующего тревожного сигнала.
Сигнал этот прозвучал в четыре утра — время, когда все обычно глубоко спят. Самый удобный момент для налета, классика жанра. Спросите любого полицейского или секретного агента, и он скажет вам то же самое.
К несчастью для взломщиков, я еще слишком мало времени провела в США, поэтому мои биологические часы не успели окончательно перестроиться на местный режим. Четыре в Норт-Конвее соответствовали девяти часам утра в Англии. Я уже полтора часа как проснулась, да еще с таким ощущением, будто встала поздно. Тихо поднявшись, не включая света, я натянула спортивные штаны и футболку и спокойно принялась делать растяжку и силовые упражнения.
В Англии я обычно бегала и, если не была на задании, четыре раза в неделю по утрам ходила в спортзал, где Шон гонял меня в таком бешеном ритме, какого я нипочем бы не выдержала в одиночку. За то время, что я провела с Симоной и Эллой, мне удавалось заниматься лишь утренней гимнастикой, да и то в спешке — просто чтобы не заржаветь.
Мне не нужен был свет, чтобы видеть, что делаю, так что я занималась в темноте и думала о Симоне. И об Элле.
Я всегда осознавала, что телохранитель обязан при необходимости положить жизнь ради клиента, и была готова это сделать. Возможно, не горела желанием, но тем не менее была готова.
Доказательство тому лежало на дне моей сумки, завернутое в кусок ткани. Два девятимиллиметровых патрона, которым я сознательно преградила путь. Я возила их с собой как своего рода талисман. Разница была лишь в том, что тогда я защищала Шона. В тот момент я бы отдала за него жизнь. А теперь я поняла, что точно так же отношусь к Элле.
Шон предупредил меня, чтобы я не принимала решений, руководствуясь эмоциями. Но сейчас у меня не было выбора. Положительно это сказывалось на моей работе или отрицательно? Я как раз заканчивала выполнять последнее упражнение для укрепления коленных связок, когда услышала шум внизу.
