Книга Сезон зверя - Владимир Федоров

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79

Одного за другим Оборотень заволок изуродованных охотников в зимовье, а потом спихнул мордой на пол стоявшую на столе керосиновую лампу. Раскаленное стекло звонко стрельнуло обломками, огненные ручейки побежали по полу, ныряя в щели.

Сивый медведь медленно брел к палатке, роняя слезы на лапы, а за спиной его полыхал погребальный костер двум убийцам и любимой.

Потом он часто видел ее по ночам. Обычно в долгом и ярком цветном сне два зверя яростно преследовали какую-то добычу, валили ее, всласть пировали и миловались на крови, а под утро Степан превращался в самого себя, а она… в Аксинью. Да, в ту самую Аксинью, которая в самом же первом сне все поняла и простила его. Они шли домой, обнявшись, и потом целый месяц хранили, незаметно от других перемигиваясь и перешептываясь по ночам, страшную и сладкую свою тайну.

Тамерлана так резко кольнуло в левый бок, что он даже остановился. Идущий следом студент тоже замер и негромко спросил:

– Что-то увидели?

– Н-нет, померещилось, – тяжело выдохнул шурфовщик и уже не так быстро двинулся дальше. Валерке даже показалось, что на какое-то время плечи Тамерлана безвольно обвисли, а спина ссутулилась, но через десятка два шагов он снова обрел свою мощь, уверенность и попер, как танк, напролом через островок цветущего шиповника, не обращая внимания на его колючки.

К месту они вышли вовремя: солнце только еще начало облизывать верхушку крутого скалистого склона, сложенного серыми песчаниками и прочерченного несколькими жирными волнистыми линиями почти черных глинистых сланцев. На одном из этих слоев метрах в ста друг от друга белели вытянутые солевые пятна. Видимо, откуда-то из-под земли сюда просачивались, а потом испарялись рассолы, оставляя на каменной стенке крупинки такого желанного для баранов лакомства.

Оглядевшись, Тамерлан распорядился:

– Я тут, под первым, останусь, а ты ко второму иди. Вон, видишь, выворотень под горой – за него и садись. Привали только чуть с боков и сверху плавником. Стреляй, когда лизать начнут, они тогда ни черта не видят. А раньше и шевелиться не думай. Если до двенадцати не выйдут, значит, и сидеть дальше нечего. Я знак подам.

Небрежно-понимающе кивнув, Валерка пошел к выбеленному водой и солнцем корневищу и начал устраивать скрадок. Потом потянулись минуты и часы ожидания. Затянув потуже капюшон штормовки и засунув руки в карманы, чтобы не досаждали комары, он то всматривался в набитые пунктиром, разбегающиеся вверх по склону веером тропы, то опускал взгляд на носки собственных сапог, вокруг которых деловито ползали какие-то букашки. Изредка поглядывая в сторону другого солонца, невольно возвращался в мыслях к Тамерлану. Что и говорить, Валерке не нравилось, да и не могло нравиться то равнодушное пренебрежение, с которым шурфовщик относился в отряде почти ко всем, делая исключение только для начальника. А уж студентов, видно, вовсе за людей не считал. «Хотя, – Валерка усмехнулся, – мы тоже, как говорится, не лыком шиты и, может быть, кое-чему и этого “старого полевого волка” можем поучить». Валерка знал, что он не хуже многих охотников умеет обращаться с любым снаряжением, знает немало таежных премудростей, а стреляет просто отлично, первый спортивный разряд имеет. Он доказал это всем на прошлой практике, на самом берегу моря Лаптевых. В тот день они только забросились, поставили палатки вдоль ручья, бегущего к морю, и начали неспешно обустраиваться на долгий заполярный сезон. Снег еще лежал большими белыми пятнами тут и там, но в тундру уже пришла весна, а вместе с ней потянулись первые небольшие стайки гаг, куликов и отдельные парочки гусей. Массовый лет был еще впереди. Как раз такая ранняя чета гуменников вдруг вылетела между сопок прямо к шеренге палаток и потянула вдоль нее метрах в пятидесяти. Никто из геологов, естественно, не ожидал такого подарка, все стали лихорадочно нырять в палатки за ружьями, выхватывать их и суетливо палить, конечно же, мимо. Валерка сидел у самой последней палатки и не дергался – ружья у него не было, а под рукой стояла только малокалиберная винтовка. И все же, глянув на беспорядочную и безрезультатную стрельбу, он поднял мелкашку и, когда гуси поравнялись с ним, выстрелил в первого, стараясь взять нужное упреждение и идеально выдержать мушку в прорези. Естественно, он понимал, что попасть с полусотни метров пулей в летящего гуся практически нереально, но после негромкого хлопка самец-гуменник словно наткнулся на стенку и, кувыркаясь, упал на берег ручья. Тут же несколько Валеркиных предшественников дружно завопили: «Это я! Это я его завалил!» Но рядом с Валеркой сидел рабочий, который видел его выстрел и, сбегав за гусем, тут же начал его ощипывать на глазах у всех претендующих на добычу. В гуся не попало ни одной дробины, но зато прямо в груди зияла рана от пули. Стрелки замолкли, кто-то удивленно присвистнул, а начальник партии со знающим видом пояснил: «Да он же мастер спорта по стрельбе, это вам не хухры-мухры…» С той поры, когда в лагерь приезжал кто-то из незнакомых, Валерку всегда представляли как «студента, который бьет гуменников пулями влет», но он больше никогда при свидетелях не стрелял из своей мелкашки по летящим гусям или уткам. Чтобы не разрушить красивой легенды…

«Так что и мы кое-что могем», – не без внутренней гордости подумал он о себе.

И он действительно мог в тайге не «кое-что», а многое. На охоте Валерка в первый раз оказался с отцом лет в шесть, ну а лет в десять, как говорила соседкам его мать, на ней «помешался». Конечно, в этом возрасте все мальчишки в селе уже были знакомы с ружьями и капканами не понаслышке, с удовольствием и гордостью ходили в лес со взрослыми и бегали в одиночку, кому разрешали. Но они были, можно сказать, практики, а Валерка ко всему – еще теоретик и изобретатель. Он непонятным образом где-то находил, доставал и даже выписывал по посылторгу всевозможные книжки по оружию, в речи его то и дело мелькали мудреные, а то и вовсе непонятные сверстникам словечки – «баллистика», «траектория», «деривация». Не моргнув глазом он мог рассказать в деталях, объяснить любому, чем отличаются недавно появившиеся охотничьи пули «диабло» от «бреннеке» и почему обычный «шарик» лучше «турбины». Причем не только рассказывал, но и сам делал формы и отливал в них десятки разных пуль. Рубил из свинца и обкатывал собственную дробь, изобретал для нее контейнеры и оболочки. А потом шел за село и палил, палил по фанерным щитам или вырезанным из них силуэтам зверей. А уж каких он только не придумывал и не испытывал ловушек! И кого только в них не пытался поймать – и маленьких юрких ласк, и любопытных горностаев, и суетливых белок, и даже самих хозяев тайги – медведей. Правда, из-за каких-то изъянов в сложных конструкциях практически всегда охота была безрезультатной, не считая пойманных им десятков самых глупых и неосторожных зайцев. Поглядев со стороны на этого пацана, можно было подумать, что он решил посвятить всю свою жизнь постоянному сражению с обитателями тайги, бросив им бессрочный вызов.

Это Валерка придумал называть магазинами самые добычливые утиные озера. В том смысле, что раз пошел на такое озеро, то без дичи уже не вернешься: как в магазин сходил – заплатил деньги и гарантированно получил покупку. С его легкой руки скоро все так и стали называть и ближние, и дальние от поселка озера по именам их «хозяев» – охотников, которые их когда-то первыми обстреляли и за которыми они негласно числились как таежная собственность. «Юркин магазин», «Васькин магазин»… И правила хорошего тона позволяли посещать эти «магазины» только с разрешения хозяев или вместе с ними.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79