Ей хотелось оказаться сейчас возле него, слышать его голос и наблюдать за выражением его глаз. И честно говоря, ее больше всего интересовало, действительно ли он рад, что ему удалось спасти ее.
Когда Пурилла покончила с едой, она спросила няню, убиравшую поднос:
— Его сиятельство придет проведать меня?
— Думаю, да, — ответила няня. — Я пойду вниз и поужинаю. Вы еще что-нибудь хотите?
— Нет, спасибо, — ответила Пурилла.
Нянюшка осмотрела спальню, точно проверяя, не забыла ли она чего сделать, но все оказалось в порядке. Высокие окна были задернуты шторами, свечи зажжены и поставлены на туалетном столике у кровати.
Масляные светильники использовались в доме только внизу, в больших хрустальных люстрах, а в спальнях зажигали свечи, которые, как думала Пурилла, придавали комнатам очарование и романтический вид.
Какое-то время назад они уже обсуждали, будет ли Рокбрук вводить в доме газовое освещение.
— Как жаль что-либо менять здесь, — призналась Пурилла.
— Если нам необходимо идти в ногу со временем в нашем поместье, — заметил граф с улыбкой, — думаю, и в доме нужно следовать прогрессу.
— Но дом прекрасен таким, какой он сейчас.
— Мы не будем спешить, — заверил ее граф. — Мы выслушаем экспертов, прежде чем примем решение.
Пурилла находила свою спальню безупречной безо всяких нововведений. Ей нравился этот расписной потолок и эти золотые купидоны на пологе ее кровати.
Но сейчас Пурилла не думала об убранстве комнаты, она не спускала глаз с двери в смежную комнату, которая ни разу еще не открывалась со дня их приезда в Рок-Хаус.
Она не знала почему, но ей вдруг начинало казаться, что сегодня вечером, после всего случившегося, граф может прийти сюда из своей спальни через эту дверь. Но тут же она приходила в отчаяние при мысли, что теперь ему нет до нее никакого дела, раз она благополучно доставлена домой и с ней ничего не случилось.
Но откинувшись на подушки и все еще продолжая смотреть на дверь, она вдруг увидела, как поворачивается золотая ручка, и сердце ее забилось быстро-быстро.
Дверь открылась, и вошел граф. По наивности своей она предполагала, что, даже обедая один, в своей комнате, граф обязательно бывает одет в вечерний костюм.
Но на Рокбруке был длинный синий бархатный халат, который он надевал у них, в Литл-Стентоне, когда доктор разрешил ему вставать и сидеть на солнышке у окна спальни, пока он не накопит достаточно сил для более сложных дел. Пурилла ощутила сильное волнение, так, что лицо графа поплыло перед ее глазами, и она ничего не могла с этим поделать.
Он осторожно прикрыл за собой дверь в свою спальню, запер дверь в коридор, а потом медленно направился к ее кровати.
Она села, выпрямившись и крепко стиснув пальцы. Белокурые пряди ниспадали на плечи, голубые глаза казались огромными на ее изящном лице.
Граф подошел совсем близко, и теперь все, о чем она хотела спросить его, казалось, вылетело из головы. Вместо этого она сумела лишь проговорить:
— Вы… пришли, когда я… звала вас. Я так… боялась… вы могли не… услышать меня… Но вы… пришли! Как вы… узнали, что я была в… опасности?
Граф, улыбаясь, стоял возле кровати, сверху глядя ей в лицо.
Пламя свечей придавало ее волосам особый блеск, словно то были золотые нити. Литтону казалось, что и глаза девушки горят огнем, идущим из самого ее сердца. Сердца, которое Пурилла подарила ему, Литтону Бруку, сердца, не умеющего скрывать, как оно нуждается в нем и в его любви.
Какое-то время он стоял молча, не отвечая ей.
Затем он сказал:
— Полагаю, Пурилла, поскольку нам обоим есть, о чем поведать друг другу и о чем поговорить, мне следует повиноваться доктору, няне и Бейтсу и прилечь отдохнуть, как и вам.
Пурилла сначала не поняла его.
— О да… конечно, вам нужно… Вы совсем не должны… были ехать верхом… за мной… Я понимаю это, — торопливо заговорила она.
— Мне это не причинило никакого вреда, — продолжал граф, — но не стоит испытывать судьбу.
С этими словами он обошел вокруг кровати, скинул на кресло халат и, отдернув полог, лег на кровать.
Пурилла с трудом могла поверить своим глазам. Затем румянец залил ее щеки, и она почувствовала, как отчаянно забилось сердце в груди.
Граф же улегся на подушки и умиротворенно произнес:
— Так-то лучше! Теперь мне не придется выслушивать ворчание Бейтса. Полагаю, вас тоже няня ругала.
Слабая улыбка появилась на ее лице.
— Она совершенно… уверена, что я погибну от… воспаления легких, а вам станет плохо, раз вы., не жалеете своих сил… так… скоро.
— Устал я от их ворчания, — признался Литтон. — Давайте лучше поговорим о нас с вами. Мне хочется признаться вам, Пурилла. Если бы я не нашел вас, я был бы сейчас в неописуемом отчаянии, сгорал от беспокойства и не находил бы себе места, не понимая, что произошло.
— Вы… и правда… волновались за меня? — прошептала Пурилла.
Она не собиралась вообще спрашивать Рокбрука ни о чем подобном, но не сумела сдержаться, и вопрос все-таки сорвался с губ помимо ее воли.
— Я отвечу на ваш вопрос немного позже, — сказал граф, — но сначала, прошу вас, объясните мне, почему вы пошли на прогулку, хотя до этого собирались обследовать дом вдвоем со мной.
Она повернулась лицом в сторону. А он подумал, что нет ничего прекраснее ее профиля, вырисовывавшегося на фоне пламени свечи, этого маленького прямого носа и мягких губ.
Она не могла подыскать слов для ответа, и он, подождав немного, заговорил сам:
— Думаю, вы, вероятно, слышали слова герцога, обращенные ко мне.
— Я… я… не собиралась… подслушивать… — Пурилла запнулась.
— Но вы услышали. Жаль, я поздно понял, что мне следовало бы все самому рассказать вам, и теперь это выглядит довольно странно, но я все же объяснюсь перед вами.
— В этом… нет… никакой необходимости. Раньше… я не понимала… почему вы так настаиваете… спешите… со свадьбой… А теперь… я знаю… причина в вашем… нежелании… жениться… на леди Луизе, — призналась Пурилла, и казалось, что каждое слово дается ей с большим трудом, но она продолжала, не давая графу возможности заговорить. — Я… только… не могу понять, почему вы не пожелали… сделать… ее… своей… женой.
Она так… красива и живет в том же самом мире… в котором обитаете вы… Она… больше подходит… вам… в качестве… настоящей… жены, которая вам… нужна.
Граф взял руку Пуриллы.
Он почувствовал, как она задрожала от его прикосновения, но его пальцы крепко сжали ее, и тихо и размеренно он проговорил:
— Вы — и только вы — настоящая жена для меня. Только такой женщине, как вы, я всегда предполагал дать свое имя и только такую хотел бы видеть подле себя всю мою оставшуюся жизнь.
