Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Два с половиной.
– Без разницы. Это войдет в анналы волоковецкой журналистики. Ты будешь легендой, о тебе будут слагать песни.
– Скорее анекдоты.
– Я поспешу разнести эту сенсационную новость по всему городу.
– Разноси, разносчик, – усмехнулся Андрей.
Они сидели в курилке. За окном синело небо. До конца рабочего дня оставалось еще так много времени, но работать не хотелось ни Андрею, ни Лехе. Хотелось сидеть здесь и болтать.
– И какие задания он тебе будет давать, интересно? Заговор против губернатора? У нас же здесь ничего не происходит. Новостей нет.
– Понятия не имею. Леха, это все заглохнет через неделю или две. Новиков наиграется и уволит меня. Или сделает так, чтобы я сам уволился. Как с Рафаиловым.
– Рафаилов, кстати, передавал тебе привет и сказал, что считает тебя очень способным молодым человеком.
– А ты его где видел?
– Ну так, – смутился Леха, – шел мимо «Зеркала», дай думаю, зайду, проведаю бывших коллег.
– Да ладно, рассказывай. На работу просился?
– Обмолвился парой слов на эту тему. Андрюха, рыба ищет где глубже, а человек – там, где зарплату платят вовремя.
– И что они?
– Обещали подумать. Но просили передать, что хотели бы с тобой поговорить.
– Кто просил? Рафаилов?
– Сухарев. Но Рафаилов это слышал и не возражал.
– Рафаилов – хитрый старый жук.
– Андрей, сходил бы ты к ним. Я думаю, тебе сразу дадут ставку. А там и меня подтянешь.
– Я подумаю.
– Да что тут думать? Здесь ловить нечего. Новиков гробит газету и угробит ее еще до конца лета. Мы оба останемся без работы. Ладно, Оврагова пойдет в какую-нибудь заводскую многотиражку, а мы с тобой все-таки квалифицированные специалисты.
– Будем посмотреть.
Андрей встал и потушил сигарету о край пепельницы.
– Новиков хочет, чтобы я написал про психдиспансер.
– С Сальниковой же было интервью недавно, в феврале, что ли. Оврагова брала.
– Он хочет не интервью, а типа репортажа. О жизни психов.
– Он думает, что это кому-то интересно? – поморщился Леха.
– Да. Леха, он думает, что это будет кому-то интересно. Пойду к психам. А то во всех этих госучреждениях имеют привычку заканчивать рабочий день сразу после обеденного перерыва. Пожелай мне ни пуха.
– Ни пуха, – сказал Леха.
– К черту, – ответил Андрей и вышел из курилки.
Глава 37
Когда-то в этом здании жил кладбищенский сторож. Потом здесь была лыжная база. Трасса начиналась сразу за кладбищем, и лыжники шутили, что после пятикилометровой дистанции можно отправляться на отдых прямиком в могилу. В конце восьмидесятых лыжную базу расформировали, а лыжи несколько лет грудой лежали прямо перед зданием – их потихоньку растаскивали, но, кажется, не для того, чтобы на них ездить, а на растопку, на ограды. Дом несколько лет стоял заброшенным, с выбитыми стеклами. Иногда в него залезали мальчишки – играть в карты. Редкие прохожие использовали дом, чтобы спрятаться от дождя или справить большую нужду.
В начале девяностых, когда церковь открывала в Чурове приход, дом решили передать под часовню. Верующие устроили субботник – дом отремонтировали, покрасили, вставили новые стекла, и раз в неделю и по праздникам здесь стали проводиться богослужения. Поскольку у местных жителей не было привычки к словам «церковь» и «часовня», дом, где проводились богослужения, стали называть просто «синий дом».
Батюшка приезжал из Новгорода, пока в конце девяностых не было принято решение назначить на служение в Чурово отца Константина.
Отцу Константину было немного за тридцать, звезд с неба он не хватал, но и, что называется, экологии тоже не портил. Место свое знал, дело свое выполнял прилежно, хотя и без особого рвения. Инициативы никогда не проявлял, но на запросы прихожан отзывался. Ходил на крестины, освящал новые магазины – и постепенно стал полноценным, уважаемым членом местного общества.
Поэтому он совершенно не удивился, увидев Лупоглазого в своем кабинете, отделенном перегородкой от зала, где проводились богослужения. Раньше здесь происходила выдача лыж спортсменам, а теперь батюшка поставил стол, холодильник, телефон, телевизор – словом, обустроил себе вполне уютный офис. Здесь он читал, отдыхал и вел нехитрую бухгалтерию прихода.
Когда Лупоглазый попросил принять у него исповедь, отец Константин попросил Лупоглазого прийти в воскресенье, чтобы совместить исповедь с причастием. Однако Лупоглазый настаивал, и отец Константин уступил.
В принципе, исповедь полагалось принимать, накрыв исповедуемого епитрахилью и стоя перед аналоем. Отец Константин посмотрел на Лупоглазого и решил, что достаточно будет, если они просто поговорят, сидя в кабинете. Лупоглазый не возражал.
Отец Константин предполагал, что Лупоглазый – какой-то бывший начальник из партийных. Он его несколько раз видел на службах, он всегда держался в тени, в дальнем углу, у стены. Каждый раз в его присутствии отец Константин чувствовал себя немного скованно, хотя, пожалуй, и сам не отдавал себе в этом отчет.
Он предложил Лупоглазому сесть и начать.
– Готов ли ты к исповеди? – спросил он.
– Готов.
– Для того чтобы подготовиться наилучшим образом, рекомендуется взять ручку, бумагу и составить список своих грехов.
– Я помню все свои грехи, – ответил Лупоглазый. – Скажите мне о тайне исповеди.
– Конечно, исповедь – это таинство, – ответил батюшка, – все, что ты скажешь, останется здесь.
– Есть ли какой-то нормативный документ, который обязывает вас хранить тайну исповеди?
Батюшка не без труда вытащил из памяти полузабытое название и дату.
– Номоканон при требнике 1662 года. Но случаи разглашения тайны исповеди практические неизвестны. Так что ты можешь не…
Отцу Константину стало любопытно. В каких грехах перед ним будет исповедоваться этот пенсионер? В том, что опоздал на партсобрание? А может быть, наоборот, в том, что подписал письмо в районную газету с осуждением Солженицына? Он давно заметил, что среди неофитов самыми рьяными верующими становились бывшие убежденные коммунисты. Природа не терпит пустоты. Вакуум веры требовалось чем-то заполнить.
– Каким будет наказание, если вы нарушите тайну исповеди? – спросил Лупоглазый.
– Запрет в служении, – ответил отец Константин, – вы не бойтесь, я…
– Я и не боюсь, – глухо ответил Лупоглазый.
– Вы исповедуетесь впервые?
– Да.
– Первая исповедь, во сколько бы лет вы ее ни совершили, считается генеральной. На ней нужно признаться Господу во всех своих основных, смертных грехах, даже если их перечисление займет немало времени.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
