— Он ведь все-таки мой брат, — произносит он, словно оправдываясь.
— Ну да. Молодец, что заботишься о нем, — отвечает Конни.
Она ловит себя на том, что неотрывно смотрит на него, пытаясь заглянуть ему в глаза — даже когда он смущенно отводит взгляд. Ему здесь явно не по себе.
— Ты… в общем, ты тоже молодец, — говорит он и вдруг запинается, смутившись еще больше из боязни быть неправильно понятым. Потом запутывается окончательно: — Я думаю… я имею в виду… в общем, ты меня понимаешь.
Разговор как-то сам собой сходит на нет, толком так и не начавшись. Никто из них не в состоянии придумать, о чем говорить дальше. На прощание Джефф одаривает Конни такой улыбкой, от которой у нее начинает учащенно биться сердце, а потом они расходятся в разные стороны.
Вернувшись домой, Конни продолжает улыбаться и что-то мурлыкать себе под нос. Карла в это время изучает партитуру «Моей прекрасной леди».
Посмотрев на сестру, она угадывает перемену в настроении Конни, но не может сообразить, в чем дело.
— Что-то случилось? — задает вопрос Карла.
— А? Ты о чем? — переспрашивает ее Конни, садится на диван и, взяв одну из подушек, прижимает ее к груди.
— Ты как будто за миллион миль отсюда.
— Да я что-то задумалась о нашем попурри из «Иисуса Христа — суперзвезды», — на ходу сочиняет Конни, которой почему-то не хочется признаваться сестре в том, что ей, оказывается, явно небезразличен брат Роберты.
— Ну-ну, — кивает Карла и вновь углубляется в изучение нот и текста.
Конни задумчиво улыбается, вспоминая искорки в карих глазах Джеффа и едва заметные крапинки веснушек у него на носу.
Весь следующий день она продолжает все так же блаженно улыбаться, раз за разом прокручивая в памяти каждую секунду, каждую малейшую деталь ее короткой встречи с Джеффом. Она сидит у окна, глядя на улицу, представляя себе, как они с Джеффом гуляют по пляжу вдоль берега океана — она, естественно, в своем нормальном виде и нормальной женской одежде. В какой-то момент, заметив Джеффа, приближающегося к их дому, Конни склонна думать, что это видение — плод ее фантазии, но когда он подходит ближе, она убеждается, что это и есть Джефф собственной персоной.
Конни бросается к дверям, потом в холл, к лестнице, и натыкается на Джеффа, когда он как раз поворачивает из-за угла. Она просто не успевает затормозить и опять сталкивается с ним, и при этом его локоть упирается ей в грудь.
— Ой, — морщится она. Потом вспоминает, что нужно улыбнуться, и говорит: — Привет!
— Все в порядке? Тебе не больно? — обеспокоенно хмурится он, и Конни вдруг замечает у него над левой бровью тонкий шрам.
— А? Да нет, пустяки. — Она похлопывает себя по груди: — Это же все накладное — сразу не пробьешь.
Джефф смеется, и тут Конни вспоминает, что собиралась ему сообщить:
— А Роберты нет. Она пошла на маникюр.
— Да что ты? — огорченно говорит Джефф. Он мнется, не зная, что делать дальше.
Конни больше всего боится, что он сейчас просто вот так повернется, спустится по ступенькам и уйдет. Не давая себе времени передумать, она выпаливает:
— Может быть, зайдешь ненадолго?
— Что? — переспрашивает Джефф, его голос звучит удивленно и нервно. — Нет. Мне нужно… У меня тут кое-что… — Голос начинает дрожать, выдавая волнение. Джефф пытается придумать какой-нибудь подходящий предлог, чтобы не оставаться с Конни наедине, но это ему не удается.
— Да все в порядке, нет так нет, — быстро говорит она, приходя ему на помощь. В конце концов, он прав: пригласить его в гости — дурацкая идея.
Она разворачивается и идет к своей квартире, когда внезапно слышит его голос:
— Эй, Конни, послушай.
Он начинает говорить очень мягко, словно желая интонацией сгладить жесткий смысл своих слов:
— В прошлый раз, когда мы с тобой виделись, я сказал, что ты молодец, и это на самом деле так. Но я имел в виду… я хотел сказать… что ты мне нравишься как… друг. Понимаешь, я ведь не гей.
— Я тоже, — говорит Конни и заливается краской. Он, наверное, считает, что она чокнулась.
— В смысле?
— Не будем сейчас об этом. — Она машет рукой, давая понять, что разговор на эту тему окончен. — Это очень сложно объяснить. Ладно, все. Проехали. — Она делает несколько шагов в глубину холла, но потом оборачивается и неожиданно для самой себя спрашивает: — Слушай, а кофе-то вы, натуралы, пьёте?
Не успевают они устроиться в гостиной на диване и приняться за кофе, который она сварила, как Конни начинает жалеть о том, что пригласила Джеффа в гости. Трудно даже сказать, кто из них двоих чувствует себя более некомфортно.
— Ну вот, — прокашлявшись, говорит Конни и ставит чашку на блюдце.
— Ну вот, — вторит ей Джефф, отхлебывая глоток кофе.
— Как тебе кофе? — спрашивает она.
— Хорошо. Вкусный, — нервно улыбаясь, отвечает он.
— Отлично, — говорит она.
— А тебе самой он нравится?
Она кивает:
— Да, хороший.
Ну вот, о том, что кофе им обоим нравится, они друг друга проинформировали, а дальше-то что? Конни чувствует, что уже ничего не имела бы против, если бы в квартиру вдруг ввалилась Карла или Роберта: их появление сняло бы ту неловкость, которая возникла между ней и Джеффом.
— И давно ты стала… так одеваться? — спрашивает он в тот же самый момент, когда она задает свой вопрос:
— А чем ты вообще занимаешься, где работаешь?
Они оба улыбаются, а потом Джефф говорит:
— Извини. Просто раньше среди моих знакомых никогда не было трансвеститов.
— Но ты же знаешь своего брата, — уточняет она.
— Ну да, вроде того. — Он пожимает плечами. — Но на самом деле я знаю его гораздо меньше, чем просто знакомых.
— Но ведь ты пытаешься узнать его получше.
— Да, пытаюсь понять его, — говорит он.
— Ну и как ваши отношения — выстраиваются понемножку? — спрашивает Конни, думая при этом, не пора ли уже сменить тему и поговорить о чем-нибудь другом, помимо трансвестизма и гомосексуализма.
Джефф на некоторое время задумывается, как бы прислушиваясь к себе, а затем говорит:
— Даже не знаю. Ведь столько лет прошло. Мы с ним так долго не виделись.
У Конни возникает ощущение, что он хочет еще что-то добавить, но почему-то не решается. Некоторое время она молчит, предоставляя ему возможность продолжить, но затем, видя, что пауза затянулась, произносит:
— Да, это трудно.
— И не говори, на самом деле трудно, — кивая, соглашается Джефф. — Но я все-таки всегда был оптимистом. А еще я упрямый. Если что-то дается тебе тяжело, это еще не повод сдаваться и отступать. В данном случае я считаю, что должен хотя бы попытаться.
