— Его высочество очень разборчив в еде, — сказала Анна, и Эбигейл вновь удивилась тому, как хорошо она играет свою роль в подобной сцене.
— Я был так доволен, — продолжал Георг, — что сказал — когда он будет в Виндзоре, то пусть непременно зайдет ко мне пообедать.
— Мы приехали купить китового уса, ваше величество, — сказал Анне Джон Даддлстоун.
— Вы изготовляете…
— В настоящее время корсеты, ваше величество. Перешли с корсажей на них. Изменилась мода.
— И вот, они пришли отобедать со мной, — сказал сияющий принц.
— Значит, — сказала Анна, — они должны отобедать и со мной. Хилл! А, ты здесь. Отдаю мистера и мистрис Даддлстоун под твое попечение. Объясни им, что потребуется, позаботься, чтобы они это получили.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответила Эбигейл и увела эту супружескую пару.
Слуги королевы обсуждали случившееся.
Пажи Секстон, Смит и Керк, прерывая игру в карты, вставляли свои замечания.
Уильям Лавгроув, придворный казначей, сказал миссис Эбрехел, прачке:
— Будь при дворе герцогиня, она бы не допустила ничего подобного.
— Слыханное ли дело, чтобы какой-то ремесленник обедал с ее величеством? — вопросила миссис Рейвенсфорд, белошвейка.
— Повторяю, — сказал Лавгроув, — герцогиня ни за что не допустила бы этого.
— Надарила ей платьев, представьте себе… со своего плеча!
— Из красного бархата. Потому что принц, когда обедал у них, был одет в красный бархат.
— Присвоила этому корсажнику дворянское звание! Теперь он вернется в Бристоль сэром Джоном Даддлстоуном… И только потому, что он угостил обедом ее мужа! Слыханное ли дело?
— Думаете, это и все? Леди Даддлстоун королева еще подарила свои золотые часы!
Когда миссис Эбрехел сказала, что леди Даддлстоун будет ходить на рынок в своем переднике и с золотыми часами королевы, раздался громкий смех.
Миссис Дэнверс даже заглянула в комнату узнать о причине столь шумного веселья. Ей объяснили, и она недовольно фыркнула.
— Никогда не слышала ничего подобного! Хоть бы меня предупредили, что платья из красного бархата будут раздаваться корсетницам.
— Миссис Дэнверс, эти распоряжения получала мисс Хилл, — сказала Эбрехел. — Странно, что я не получила приказа накрахмалить вместе с чепцом королевы и чепец этой новоявленной леди.
— Теперь большинство распоряжений королевы получает мисс Хилл, — добавил Лавгроув.
— Верно, — задумчиво согласилась миссис Дэнверс. — Эта девчонка целыми днями торчит у нее.
— По приказу герцогини, миссис Дэнверс.
— Да, — неторопливо произнесла миссис Дэнверс, — по приказу герцогини. Надо бы рассказать кое-что ее светлости о мисс Хилл.
— Про Хилл не скажешь, миссис Дэнверс, что она зазнается.
— Оно верно. Ходит неслышно. Иногда даже не заметишь, как она войдет в комнату.
— Кстати, миссис Дэнверс, ее величество реже раздражается отсутствием герцогини… с тех пор, как Хилл стала о ней заботиться.
— Я это заметила, — сказала миссис Дэнверс. — Но Хилл привела туда ее светлость, поэтому мы ничего не можем поделать… пока.
Принц Георг дремал. Анна с мужем проводили вместе два часа в день, и большую часть этого времени Георг спал.
«Он располнел, — размышляла Анна. — Бедный, милый Георг. Если не ест и не пьет, то спит. А дышит тяжело. Может, отдых ему полезен».
В тот день ей хотелось с ним поговорить. По пути из Виндзора в Сент-Джеймский дворец люди приветствовали ее возгласами: «Да здравствует королева! Да здравствует добрая королева Анна!» Добрая! Она была доброй. К ней приходили оборванцы, и она видела в их глазах надежду. Они надеялись потому, что она королева и не обманет их ожиданий. Дорогой мистер Фримен способствует за границей величию Англии. Говорят, это лучший военачальник на свете. Отлично! Возможно, он одержит быструю победу и воцарится мир. Она и ее министры принесут стране процветание. Ей не хочется видеть подданных нуждающимися. А они встречают ее криками: «Добрая королева Анна!»
— Георг, — сказала она, — я хочу быть доброй. Хочу заслужить прозвание «Добрая королева Анна».
— А? — произнес принц.
Она наклонилась к дремлющему в кресле мужу и легонько коснулась его веером.
— Георг, сегодня я видела много бедняков. Я хочу помочь им, хочу, чтобы они называли меня доброй королевой Анной от всего сердца.
— Хорошо, — пробормотал он. — Ты очень добра, любимая. Никто на свете не сравнится добротой с моим ангелом.
Дорогой мой Георг. Только вот скучноватый. Парк такой красивый, особенно аллея… любимая аллея. Полмили мощеной дороги, обсаженной с обеих сторон ровными рядами прекрасных деревьев. Аллею разбил для дяди Карла талантливый французский садовник Ленотар. Впоследствии здесь установили птичьи клетки. Как прекрасен дворец с зубчатой стеной и башнями! Его спроектировал Ганс Гольбейн по приказу Генриха Восьмого. Отец рассказывал Анне, что на этом месте раньше находилась больница для прокаженных.
Для прокаженных! Анна содрогнулась, ведь и кое-кто из тех людей, что приветствовали ее по пути, наверное, был нездоров.
При этом воспоминании она откинулась на спинку кресла и стала думать, что хочет привести страну к процветанию, а подданным желает лучшей жизни. Как приятно было принимать этого корсажника с женой! Как они были благодарны! Женщина — говорившая больше мужа — сказала, что счастливейшим мигом в ее жизни был тот, когда она получила от королевы часы. Не дворянское звание, не великолепные платья! Часы! «Касаясь их, я всякий раз говорю себе: этих часов касалась рука королевы. При этом на меня нисходит такая доброта! Меня охватывают радость и гордость».
Говорят, потомки святого Эдуарда Исповедника исцеляли прикосновением. А разве она не прямая наследница королей? Некоторые монархи лечили наложением рук. Генрих Третий, Эдуард Первый, Эдуард Второй; алхимик Эдуарда Третьего Реймонд Лалли добыл золото. На изготовленных им монетах были изображены фигурки ангелов. Считалось, что они обладают целительной силой; если король привязывал монету к руке больного скрофулезом, то, говорят, больной поправлялся. Скрофулез стали называть золотухой. Этот обычай способствовал усилению любви к монархам.
Пусть к ней приводят больных, она станет их исцелять, одарит этим благом своих подданных.
— Георг, — сказала Анна, — я решила возродить обычай исцелять наложением рук от золотухи.
— А?
Она поглядела на него с нежным упреком.
— Георг, Георг, ты проспишь всю жизнь. Хилл! Иди сюда.
Эбигейл, как обычно, подошла тут же. У Анны мелькнула мысль — где же она скрывается, что всякий раз слышит зов?
