Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Он поспешил к карете, забрался внутрь, и голос в темноте произнес:
– Добрый вечер, господин фон Липвиг. Рада наконец встретиться с тобой. Меня зовут Пуччи. Уверена, мы подружимся…
– Видал, каков, а? – сказал сержант Колон из Городской Стражи, когда фигура Мокрица фон Липвига скрылась за поворотом, продолжая набирать скорость. – Вылететь прямо из окна кареты, не повредив раму, отскочить от этого подкрадывающегося типа, четко этак перекатиться по приземлении и не выпустить из рук собачку. Не удивлюсь, если ему не впервой. Но все ж таки, если хорошенько подумать, надо сказать, что он кретин.
– Первый кеб, – покачал головой капрал Шноббс. – Боже, боже, боже. Ни за что бы о нем так не подумал.
– А я о чем, – подхватил Колон. – Когда у тебя масса врагов, никогда, никогда не садись в первый же кеб. Правда жизни. Это даже червяки знают.
Они смотрели, как уже никуда не подкрадывающийся тип с мрачным видом собирал осколки своего иконографа, пока Пуччи орала на него из кареты.
– Бьюсь об заклад, когда построили самый первый в мире кеб, никто не смел в него сесть, а, сержант? – весело заметил Шнобби. – А первый кебмен каждый вечер возвращался домой с пустым желудком, потому что все знали, что он первый, а?
– Нет, Шнобби, людям, у которых нет массы врагов, ничего не грозит. Пойдем рапортовать.
– Что вообще значит «масса врагов»? – спросил Шнобби на пути к штаб-квартире Стражи на Угольной улице и к верной кружке горячего чаю.
– Крупных это значит, Шнобби. Это так же очевидно, как нос на лице. На твоем особенно.
– Да уж, эта Пуччи Шик – барышня крупная.
– И враги из этой семейки опасные, – рассудил Колон. – Каковы ставки?
– Ставки, сержант? – переспросил Шнобби с невинным видом.
– Ты принимаешь, Шнобби. Ты всегда принимаешь.
– Так никто же не ставит. Дело-то ясное, – ответил Шнобби.
– Ну да, ну да. Разумно. К концу недели найдут фон Липвига обведенным мелом?
– Не, сержант. Все уверены, что победит он.
Мокриц проснулся в большой мягкой постели и подавил вопль.
Пуччи! Ааагрх! И в том состоянии, которое деликатные натуры назвали бы дезабилье. Ему всегда было любопытно, как выглядит это самое дезабилье, но никогда он не рассчитывал увидеть его в таком изобилии зараз. Даже сейчас некоторые клетки его памяти пытались покончить с собой. Но он не был бы Мокрицем фон Липвигом, если бы на выручку не пришла внутренняя беспечность, которая залечила бы его раны. Все же ему удалось сбежать. О да. Это было отнюдь не первое окно, из которого Мокрицу пришлось выпрыгивать. И бешеный вопль Пуччи был почти таким же громким, как и хруст иконографа о мостовую. Типичный прием с мухоловкой. Ха. Но ему явно пора было предпринять что-нибудь нелегальное, просто чтобы мозг не отвыкал от должного уровня циничного самосохранения. Год назад он бы ни за что не сел в первый попавшийся кеб, это уж точно. Впрочем, какие же присяжные поверят в то, что его могла привлечь Пуччи Шик? Нет, вряд ли это прошло бы в суде.
Мокриц встал, оделся и внимательно прислушался к звукам, доносящимся с кухни. Не услышав ничего, он сварил себе кофе.
С чашкой в руках он вернулся в свой кабинет, где в лотке Шалопай дремал, а форменный цилиндр на столе оставался укоризненно черным.
Ах да, он же хотел что-то с этим сделать, не так ли?
Мокриц достал из кармана клей в удобной баночке, с кисточкой прямо под крышкой, аккуратно нанес его на ткань и стал сыпать блестки как можно равномернее.
Он был все еще поглощен этим занятием, когда поле его зрения перегородила Глэдис, подобная солнечному затмению. Она принесла два сэндвича, на поверку оказавшихся с яйцом и беконом, двух футов в длину и в одну восьмую дюйма в толщину. Она также захватила для него свежую «Правду».
Мокриц застонал. Он попал на первую полосу. Он часто это делал. А виной всему его натренированный язык, который терял волю всякий раз, когда Мокриц видел блокнот.
Хм… на вторую полосу он тоже попал. О, и в колонку главного редактора. Проклятье, даже в политическую карикатуру, которая никогда не была особенно смешной.
Первый попрошайка: «Чем Анк-Морпорк отличается от необитаемого острова?»
Второй попрошайка: «На необитаемом острове тебя не съедят акулы!»
Животики надорвешь.
Его усталый взгляд вернулся к редакторской колонке. А вот они иногда получались уморительными, ибо основывались на предположении, что мир стал бы гораздо лучше, если бы им правили журналисты. Они были… Что? Что такое?
Время вообразить немыслимое… ветер перемен подул наконец и в банковских хранилищах… несомненный успех обновленного Почтамта… марки уже выступают валютой де-факто… нужны свежие идеи… молодежь у руля…
Молодежь у руля? И это говорит Вильям де Словв, который почти наверняка был ровесником Мокрица, но писал такие колонки, что казалось, он весь был обернут твидом?
За всеми этими тяжеловесными оборотами зачастую сложно было сказать, что-де Словв в самом деле думал на тот или иной счет, но сквозь тягучий туман многосложных слов казалось, что, с точки зрения «Правды», Мокриц фон Липвиг с учетом всех существующих обстоятельств проявляет дальновидность и в общей сложности, наверное, подходит для этой роли.
По красному свету, отражавшемуся на латунных деталях стола, он понял, что Глэдис стоит у него за спиной.
– Ты Очень Напряжен, Господин Фон Липвиг, – сказала она.
– Ну да, – ответил Мокриц, перечитывая колонку. Боги праведные, де Словв и впрямь писал так, как будто высекал каждое слово на камне.
– В Журнале «Только Для Дам» Была Одна Очень Интересная Статья Про Массаж, – продолжала Глэдис. Впоследствии Мокриц решит, что, возможно, стоило насторожиться, услышав в ее голосе нотку надежды. Но в тот момент он думал: не просто высекает, а еще и с вензелями.
– Массажи Замечательно Помогают Справляться Со Стрессами, Вызванными Бешеным Ритмом Современной Жизни, – сказала Глэдис с выражением.
– Это нам нужно в последнюю очередь, – отозвался Мокриц, и все померкло.
Самое странное, подумал он, когда Пегги и Эймсбери привели его в чувство и вправили суставы на место, что он и впрямь почувствовал себя намного лучше. Может, в этом и был смысл. Может, чудовищная, ослепительная боль нужна, чтобы осознать, что есть в мире вещи и похуже периодических колик.
– Мне Очень Жаль, – говорила Глэдис. – Я Не Знала, Что Случится Такое. В Журнале Было Сказано, Что Пациент Ощутит Приятную Дрожь.
– Вряд ли имелось в виду, что у него глаза из орбит выкатятся, – сказал Мокриц, потирая шею. Глаза Глэдис потускнели, и он тут же поспешил добавить: – Но мне уже гораздо лучше. Очень приятно смотреть вниз и не видеть там пяток.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
